***
Пришёл я вечером, когда город уже слегка припорошило серым пеплом сумерек и зажглись то тут, то там, говоря языком поэтов Серебряного века, первые звёзды – они реально там висели: я, пока шёл, насчитал аж шесть штук, и Полярная в небе была в первую очередь.
Пришёл отчасти из любопытства – узнать, насколько серьёзно её желание начать новую жизнь (хотя, если разобраться в её возрасте и положении бабушки, начинать новую жизнь весьма проблематично). Или всё ещё втайне надеется, что этот её решительный жест – предупреждение ему, что она уже не шутит, что Петя одумается, перестанет трогать её лицо кулаками, а будет приносить всю зарплату, дарить цветы по субботам и запишется к слесарю-сексопатологу вылечить импотенцию, геморрой и фобию закрытых пространств – она у него тоже начала развиваться с некоторого времени.
Когда она открыла дверь двухкомнатной хрущёвки на четвёртом этаже и я увидел её выжатое, как половая тряпка, лицо с явными признаками перепоя, растрёпанные волосы и синяк под глазом, сразу понял в чём дело. У дамы «горели буксы» – здесь уместно применить это словосочетание из молодёжного сленга, означающее что баба с похмелья. Фланелевый халат сиреневого цвета с прилипшим на локтях и подоле сором, словно она валялась за пять минут до моего звонка на паласе либо в ущелье каньона. В вырезе халата неэстетично болтались полусморщенные титьки зрелой женщины, при взгляде на которые сразу пропадало желание потрогать их рукой, как возникало от созерцания торчащих торчком «прелестей» юных красоток. Нездорово белые, с синими тромбофлебитными шишками икры, торчащие из-под, халата усугубляли общее негативное первое впечатление. Хотя, когда она бывает трезвая, и не с похмелья, и морда не опухшая, а слегка подштукатуренная, с подведёнными карандашом глазами и накрашенными губами, с уложенными в аккуратную причёску, выкрашенными в красно-рыжий цвет волосами (в какой девушки и дамы красят волосы по текущей моде, или это исключительно такую краску для волос завозят в наш городишко захудалый местные коммерсы), с сохранившейся фигурой, что большая редкость в провинции для дам её возраста (потерявшая форму грудь и тромбы на ногах не в счёт, тем более можно эти недостатки, если дама следит за собой, умело скрыть), то становится даже привлекательной и соблазнительной женщиной, несмотря на возраст и социальный статус бабушки, но сейчас, в таком состоянии – жалкая, трясущаяся с похмельного угара и не видящая уродливых недостатков дамского возраста, усугубляющихся абстинентным синдромом Шварцэлленберга (немецкий нарколог середины 18-го века, впервые описавший симптомы тяжёлого похмелья) – вызывала брезгливое, отталкивающее чувство. Несколько лет назад, когда она ещё не начала спиваться, у меня возникало желание употребить её по назначению, пока её пьющий муж валялся на кушетке, на тёмной стороне Луны, и хотя я тогда не знал, что она ханжа и девственница в сексе, несмотря на то что уже мать и что на дворе уже вовсю бушевали развратные 90-е, когда в Москве открылись первые секс-шопы и бабам вовсю предлагались искусственные заменители женского наслаждения вместо нестоячих, болтающихся, как атрофированные, потерявшие упругость резиновые шланги, хуи их партнёров, мужей и случайных знакомых по бизнес-«проэкту», и появились журналы с голыми, но очень привлекательными девушками, и не только журналы, но и видео, подозревал по прорывающимся по пьяни Петиным откровениям и на основании собственного опыта – а он у меня уже был, и весьма солидный, – и разговоров с другими недотыкомками об истинных причинах их конфликтов со своими бивнями