– Как-то они споро прекратили финансирование… – доносится до меня чей-то голос.
Теперь я понимаю, в чём дело! Прекращено финансирование Смольного института, что значит – все, кто останется, обречены на голодную смерть. Я так не желаю! Не хочу этого! Значит, надо молиться о том, чтобы батюшка забрал меня из этих опостылевших стен. Надо изо всех сил молить Господа, дабы поесть по-людски хоть раз в жизни!
– Княжна, – к моей кровати подходит наставница, в глазах которой я вижу затаённый страх. – За вами прибудут к вечеру, вам надлежит собраться. Вставайте!
– Да, – киваю я, с большим трудом поднимаясь на дрожащие ноги. Эх, не достанется мне вкусный обильный обед, а будет лишь прозрачный бульон с мертвечиной2. Обидно-то как, не смогла не укусить напоследок, змея подколодная.
Но делать нечего – надо собираться, а то за косу ухватит, чтобы подогнать. Любит именно эта наставница ногами пинать – дёрнет за косу, с ног сбросит и ножищами своими лежащую затем истопчет да накажет затем за неаккуратность. Гадина…
***
Отчего мнилось мне, что матушка али батюшка за мной заявятся? Ничего подобного… Вещи мои институтские со мной отправляются, а встречает меня в выходной комнате старик Мефодий – слуга наш старый. Именно он чаще всего приходит на свидания, гостинцы от родителей передаёт, а как матушка выглядит, я уже и не упомню. Узнав слугу, приветливо с ним здороваюсь и замолкаю, ожидая указаний, что дальше будет.
– Батюшка ваш, – произносит Мефодий с каким-то странным выражением лица, – повелел следовать вам напрямик в вотчину. Сами оне прибудут погодя.
Мне становится всё ясно. В то, что князь дочь свою видеть вовсе не жаждет, я уже готова поверить, но вот от матушки подобного не ожидала. Что же, мне указали моё место, и я это вполне понимаю, но могу только лишь подчиниться, потому как иначе ждёт меня голодная смерть. Может быть, хотя бы кормить станут.
Мефодий показывает мне на карету, а я читаю в глазах старого слуги жалость. Ему жалко меня? Вот причину этого испытываемого им чувства я вполне понимаю – мои родители побрезговали со мной увидеться. Не нашли времени или же сердиты за что-то – это неважно. Сама суть-то не меняется… Вот и я всё понимаю.
Устраиваюсь в посланной за мной карете, с удовольствием распрощавшись с наставницами. Внутри довольно мягкий диван, на котором можно и возлежать, но пока я не смею – нужно выехать из города, потому что страх невместного поведения всё ещё довлеет надо мной. Получить нотацию или же просто презрительный взгляд мне совершенно не хочется, и я держу себя в руках, не решившись даже поесть попросить. Голод мне за столько лет стал привычным, как и холод, потому я могу только терпеть и ждать, пока Мефодий догадается сам.