Неожиданность окончательно потеряла свои чары, а шансы высвободиться снижались со стремительностью низвергавшейся скалы. Один миг – и результат противостояния получил закономерный итог: я оказался повален и прижат к вымощенной улице, не имея даже малейшей возможности пошевелиться. Второй раз стражники медлить не стали, и спустя несколько секунд мои запястья почувствовали на себе верёвку, туго сжавшую их. Ловушка захлопнулась.
Мне не забыть того мгновения. Воспоминания о царившем на душе отчаянии прочно застыли в памяти, плотно отпечатанные о стенки разума раскалённым железом чувств. В тот миг разыгравшееся воображение в красках вырисовывало недалёкое будущее, предвещавшее ужас, содрогнувший всё моё естество. Один взмах, и вот моя рука уже не являлась частью меня, а представляла из себя нечто совершенно отдельное, нечто неподвластное мне. Дальше, по всем правилам этого мира, моей спутницей должна была бы стать голодная смерть. Калека не имел права выжить.
От представленной картины, глаза заслезились, подпитываемые нахлынувшей волной отчаяния. В животе всё перевернулось. Казалось, внутренности пытаются стать внешностями, а в горле, словно пробка, встал ком.
Мрачные грёзы плотным беспросветным туманом окутали мысли, поглотив в своих объятьях всю мою сущность. Щека перестала ощущать холод каменной брусчатки, почти слившись с ней, а грязь, покрывавшая большую часть лица, так и норовила попасть в глаз.
Связав меня, стражники оставили лежать, тем временем затеяв между собой неясное тихое обсуждение, не проявляя и малейшего желания к тому, чтобы поднять своего пленника.
Я же, распластавшийся там внизу у их ног, потерял всякую надежду и впал сам в себя. В свои мысли. Они медленно съедали живьём, в то время как по каменному покрытию города, с такой любовью принявшего меня в свои объятья, раздавались отзвуки шума, мелкие колебания, отчётливо нараставшие с каждой секундой. То был уверенный шаг. Определить его дальность не представлялось возможным, но то, что он приближался, сомнений быть не могло.
Когда в мыслях было уже решено, что мне всё это мерещится, и сейчас просто-напросто потихоньку схожу с ума или слышу стук своего сердца, из-за поворота, откуда мы все ранее и явились, вышла фигура. Правда, для меня, лежавшего полулицом вниз, она представилась лишь сапогами. Чёрными, поношенными и пыльными.