Кирпичную стену, разделявшую двор Элиотов и двор Mary Institute, тоже приходилось регулярно мыть…
«На окраинах – продолжает Твен, – перемены достаточно заметны, особенно в архитектуре жилых домов. Прекрасные новые дома благородны, красивы и вполне современны. Кроме того, они стоят особняком, окруженные зелеными газонами, тогда как жилища прежних лет стоят стена к стене на целые кварталы, и все – на один образец, с одинаковыми окнами в полукруглых наличниках резного камня…»
В 1892 году в Сент-Луисе побывал начинающим журналистом Теодор Драйзер, который писал: «По контрасту с Чикаго Сент-Луис совсем не кажется метрополией. Он богат и успешен, но отличается совсем другим настроем и растет гораздо медленнее… Я тотчас же вышел на Сосновую улицу (Pine street) и принялся разглядывать вагончики городского трамвая, желтые, красные, оранжевые, зеленые, коричневые…»[14]
Он, впрочем, тоже на всю жизнь запомнил мутную воду в стаканах.
А вот как вспоминал о Миссисипи и своем детстве в Сент-Луисе сам Т. С. Элиот («Драй Сэлведжес», 1940):
Я не слишком в богах разбираюсь; но думаю, что эта река
Сильный коричневый бог; непобежденный, угрюмый, недоговороспособный,
Хотя и не лишенный терпенья, когда-то она считалась границей;
Пользу она несет, но доверять ей не стоит, это лишь конвейер торговли;
Позже в ней стали видеть вызов для мостостроителя, инженера.
<…>
Ритм этого бога ощутим был в колыбели и в детской,
В айланта запахе душном на апрельском дворе,
В виноградном запахе гроздьев над столом, что осень накрыла,
В кругу вечернем семьи, в зимнем газовом свете
[15].
4
Вскоре после рождения у Тома обнаружилась двусторонняя паховая грыжа. Серьезной опасности она не представляла, но на операцию родители не решились – антисептика и обезболивание в хирургии только начали развиваться, антибиотиков для лечения послеоперационных осложнений не было и в помине. В результате долгие годы Тому приходилось носить бандаж и не рекомендовалось заниматься спортом. Но в остальном он рос вполне здоровым ребенком.
В доме под влиянием отца царила достаточно строгая атмосфера. Правда, родители называли друг друга Лотти и Хэл, не возбранялись добропорядочные шутки, и все же… Несмотря на то что Генри Уэйр, в отличие от У. Г. Элиота, не был унитарианским проповедником, в повседневной жизни он оставался образцовым унитарианцем – не курил, не признавал развлечений, не прикасался к алкоголю. Потакание любым человеческим слабостям считалось недопустимым. Мы – Элиоты. Во многих отношениях мы выше обыкновенных людей, помним о дедушке, но подчеркивать это нельзя. Мы живем в западной части города, в хорошем районе.