Спустя три года крейсер «Аврора» будет впервые пущен на воду, за сотни тысяч вёрст на воды сибирского моря будет пущен не менее могущественный ледокол с одноимённым именем – «Байкал», города будет сотрясать гудок паровоза и вдоль рек пройдут большие пути железных дорог. А под иркутским небом в это же время появится ребёнок, который взглянув один раз на ожившие картинки, уже не сможет жить без них.
21 февраля 1901 год. Утро ознаменовалось двадцатиградусным сибирским морозом, погрузив город в зимнюю дымку. Весну в здешних краях природа любит откладывать на потом. В переулке Гусарова застыл под талым снегом, покрытый сосульками недостроенный кирпичный величавый дом с башенками, увенчанный многочисленными звёздами Давида – дом Файнбергарга. Его первые кирпичи были заложены, когда революционер Илья Максимович Ромм прибыл отбывать ссылку в Иркутск.
– Доброе утро, Исай Матвеевич, – говорил соседу Илья, выходя ранним утром из покосившейся избушки на службу. Исай Матвеевич Файберг вставал тоже рано и обходительно всматривался в закладку первых кирпичей его детища. Жил тут же на Халтурина – не отходя от кассы. С утра ходил с архитектором, сверяя чертежи, смотрел, как мужики кладут кирпич, мешают глину, а в перерывах шёл домой обедать. Илья Ромм всегда поглядывает на долгую стройку с прищуром желания. Исай Матвеевич поведал, что комнаты в «доме Файнберга» будут сдавать в наём. «А как доходный дом, то можно и нам в комнату въехать, но лучше, если две» – думал он, оборачиваясь на еле как пережившую двадцать лет назад большой пожар избёнку – дом его молодой семьи, где в одной комнате он ютился со своей женой и маленьким сынишкой Сашей.
Так вот, февраль. Илья Максимович спешил на набережную Ангары в больницу Кузнецова, где его ожидала ординатура в детском отделении, а вечером – бухгалтерия общества потребителей железной дороги. Революция это, конечно хорошо и модно, – время требует, но всё же есть семья и её необходимо кормить. За бравое дело революции молодой врач Ромм, родом из Вильно, год отсидел в Петропавловской крепости Петербурга, а теперь был сослан сюда – в Иркутск. Город ничего, – после пожара воспрял, отряхнулся от пепла, и зажил по-новому – европейски шикарно. Иногда на улицах ещё оставались обуглившиеся остатки старого города, но с наступлением зимы превращались в сугробы, более похожие на горы. Так и проделываешь свой путь в снежной загадочной пустыне, не в силах открыть глаза. А надо – есть такое слово: надо работать, надо трудиться, надо поднимать семью, надо держать слово революционера – помогать людям. Пурга мела, застилая собой дорогу. Не видно ни зги. В такую погоду хороший извозчик и лошадь не подумает гнать. Но этим утром Илья Максимович шёл, и думать ни о чём не мог кроме как о семье своей – жена рожает. История их любви была и есть почти Шекспировская, написанная на границе двух тысячелетий: Илья – сын владельца типографии, революционер, Терезия – будущий врач стоматолог из семьи петербуржской интеллигенции. А всё туда же – собрала себя, вещи и отправилась как жена декабриста в неизвестный Иркутск. С таким именем, означающим милосердие, она не могла остаться в праздном Петербурге долго. Милое сердце повело за Илюшей. Да и как могла Терезия без него, когда на руках уже был годовалый сын Саша? Такую женщину невозможно было не любить, когда она находится в постоянном состоянии самоотверженности.