Добравшись до нашего общего дома, все аккуратно складывают инструмент на землю около юрты и гуртом в отхожее место, затем мытьё у мелкого ручейка и – на ужин.
Под уютное потрескивание дров в очаге сидим, поджав ноги калачиком на лежанке Арчи и не торопясь, поглощаем вкусный мясной плов, закусывая лепешкой и запивая жирным кумысом. По натруженному телу разливается приятная сытость и удовлетворение. Разговариваем шепотом, не мешая остальным. У всех малая толика свободного времени. Каждый занимается, чем хочет: валяется на лежаке, бездумно уставившись в потолок, читает какие-то мудреные книжки, слюнявя палец для переворачивания страницы, азартно, но тихо играет в кости или, как мы, тихо переговариваются.
Расскажи про бои, мне этот вариант наиболее приемлем.
Мой друг, я говорил тебе, что сбежать отсюда почти невозможно?
Да.
Так вот, внесу не большое дополнение к сказанному, проще сбежать с рудника, чем выиграть этот турнир.
Даже так, но ты сам себе противоречишь. Зачем рассказал про эти бои?
Лицо Арчибальда внезапно потемнело.
Каюсь – зря, но расскажу правила турнира, а они заманчивые: любой желающий может стать участником боев. Выигравшему три турнира прощают все долги, преступнику все преступления. А главное, он автоматически становится почетным гражданином Гиззарского ханства с правом основать свой род! Его награждают золотом, выделяют табун лошадей и овец. Несколько человек определяют счастливчику в услужение. Еще одна небольшая, но приятная мелочь: победитель турниров вправе потребовать любую незамужнюю девушку в жены в Гиззарском ханстве! И любой род будет счастлив отдать в жены этому счастливцу свою кровинушку.
Прекрасно, мне это подходит, – сию секунду вспоминаю оливковые глаза принцессы Лисии, в которых бы с радостью утонул.
Мой дорогой друг, есть одно маленькое «но». За последние пятьдесят лет три турнир выиграли всего два человека. Да и счастливчиков давно нет в мире живых.
Значит я буду третьим. Как мне записаться в добровольцы? – Арчи взглянул на меня взглядом смотрящего на покойника. Молча качает головой. Чуть погодя все же отвечает с ноткой меланхоличности.
К Татуму обратись, он все устроит, – и помрачнев, уходит в себя. Разговор потух сам собой.
Возвращаюсь к своей лежанке и, улегшись удобнее, принимаюсь строить планы своего освобождения. Вокруг стойкий запах немытых ног, и мерное гудение пчелиного роя, но не мешает. Привыкаю?