Земляника для сына по Млечному пути - страница 18

Шрифт
Интервал


Сейчас я понимаю это и каюсь за свой гонор и резкость. Не написав тогда ни одной строчки, я не понимала, как больно могут ранить слова первого, кто прочтет твое произведение. Ведь для писателя отзыв первого человека, к тому же еще и дочери, важен намного больше, чем рецензия маститого редактора.

Признаюсь, тогда я малодушно сводила счеты с когда-то сильной и доминирующей мамой, я окрепла и показывала свое мнение и даже осмелела для критики. Тогда я еще не научилась принимать другое мнение, отличное от моего.

Мне важно сейчас рассказать об этой истории так, как я видела ее.

Тетка Маня на меня производила впечатление угрюмой и неуживчивой бабки. Она гордо несла свое грузное тело по колдобинам улицы, ее лицо было заковано в маску озлобленной скорби. Уголки рта опустились так глубоко, что линия губ напоминала горбатый мостик через речушку. На мир она смотрела сквозь узкие щели глаз, смотрела не по-доброму. Ее внутренняя сила была очевидна всем, даже агрессивному дураку Роме, которому в пьяном бреду ничего не стоило повалить соседские ворота и отколошматить старух, когда он искал, чем ему опохмелиться. Встретившись с Маней на улице, он тут же трезвел и отскакивал в сторону, суетливо перебирая ножонками по сколькой колее. Он боялся ее, махал рукой, матюгался, отскакивал еще дальше и улепетывал что есть духу.

Маня обладала несгибаемой силой воли. Говорили, что у нее есть и невероятное умение отрезвлять пьяных. К ней водили проданных коров, когда новым хозяевам требовалась, чтобы купленная ими скотина возвращалась в новый дом, а не по привычке в старый. Маня не боялась и скотины, она смело подходила к корове и нашептывала несколько слов.

На следующий вечер, после выпаса, поговорка «как бабка отшептала» являлась в действии. Каждая корова шла туда, куда ей приказала накануне Маня.

Да, у Мани были дочь и двое сыновей. Имя дочери здесь другое, да и в жизни она другая, как я бы сказала – не с такой тонкой душевной организацией. Ничего пронзительного, чувственного я в ней не прослеживала.

Да и Вова был другим, не таким, как показала мама. Он был сильным, нахрапистым и малоуправляемым. Мы с ним ровесники и Вову я знала с детства. Он первый, кто проявил ко мне симпатию, и первый, кто назвал меня так просто и по-деревенски – Анютка. О, как я летала от счастья.