– Ну что, ну, скажите что-нибудь… Скажите… Дорогие мои… Родные мои… Странно, при жизни никому не говорил таких слов.
– Ну, прощай, Алёша! Завтра ты уже будешь с папкой… Так-то. Встречай. Вот горе-то какое… Как сердечко твоей мамки выдержит!
Кто-то бросил последнюю лопату земли, и опять все стихло. Августовская ночь, прохладная, чистая, звёздная, опустилась над местом вечного покоя и над всей землёй. Говорят, вечный сон беспробудный. Нет, не верьте в это. Я пробудился, чтобы в моем сердце поселились новые страдания. И оно будет жить, это страдание, и причинять мне, мёртвому, боль. Вы там, на земле, бродите по солнечным полянам, вдыхаете неповторимый запах ягод, купаетесь в реке, ловите губами первый снег, видите сны, любите… Это жизнь, которую мы, пока в ней, мало ценим. Пока я ходил по земле, я не ценил жизнь, не думал, что её можно потерять, потерять здоровье, счастье. Когда меня упаковали в тесный тёмный ящик, опустили в яму, зарыли, холмик украсили яркими венками, я стал думать и страдать. Завтра привезут папку. Как мы с ним встретимся? И как случилась авария? Ведь папка давно уже не пьет и за рулём был, конечно, трезвый.
Раньше они с мамкой «запивались», как говорят в деревне. Помню и я свою первую рюмку. Все горло обожгла, в глазах засверкало, огонь пошёл по плечам и ногам. И стало без причины весело и легко…
Захотелось испытать это чувство, но я ведь был мёртв. Я умер, да, я умер. Ни рукой, ни ногой я не могу пошевелить. Я мёртв, я мёртв. А тогда, после первого опьянения, мамка молча подала мне утром стаканчик водки. Так запросто, и мне не было стыдно. Голова перестала болеть. Тогда мне было только двенадцать, а Костику, брату, ещё меньше. Голодными мы не оставались, у бабушки Мани всегда было тепло, стояли на столе булочки, молоко. А на выпивку могли и заработать. В деревне найдётся работа всегда. Стали забываться и холодные ночи, некрасивые позы мамки и папки, когда их бесчувственные дела после перепоя валялись на скользком полу, грязь в доме и во дворе. Потом они вдруг перестали пить, вгрызлись в хозяйство. А я все чаще прикладывался к рюмке, хотелось весёлого огня в жилах, шаловливого ветра в лицо, да поцелуев Аленки, что жила в соседнем селе. К ней я мчался тогда в тот роковой вечер и во все горло распевал слова стихотворения. Всего его я не знаю, а вот слова «что там страданье спит в глухой и вечной тишине жизни, но с жизнью жаль расстаться мне…»