Кольцо - страница 18

Шрифт
Интервал


В город, в город… пусть там и впроголодь придётся перебиваться. Слухи идут, что с работой в городе везде стало туго, кризис какой-то, но здесь это не жизнь, а выживание, постоянно на краю гибели, краха и разорения.

9. Байрес. 1932 г.

Антусь старался держаться теневой стороны улицы. Хоть и не лето ещё, но пекло знатное. Да, Буэнос-Айрес, или как свойски называют его местные жители, портеньос, – Байрес не просто настоящий город. Не то что пыльный городок Саэнс-Пенья в Чако, где в сезон дождей улицы обращаются в глинистое болото и одна почта на всю округу, – а город истинно столичный и очень, очень большой. Набитый звенящими трамваями и автомобилями, а под землёй ещё и метро несётся. Всё тут есть: нищие убогие кварталы, сомнительные харчевни, дешёвые съёмные комнаты-пэнсьоны с клопами и тюремной скудостью обстановки, где он второпях поселился, – и роскошные дворцы на просторных площадях, и памятники, и афишные тумбы, и на каждом шагу парикмахерские, цветочные и газетные киоски; банки, тоже зачем-то на каждом шагу… И респектабельные кварталы, по вечерам ярко сияющие фонарями, с ресторанами, кино, магазинами… Чего только нет в этих магазинных витринах – бесконечные шеренги бутылок никогда им не виданных напитков, сардины в банках, одежда – рубашки, галстуки, шикарные пальто, шляпы…

Наверное, вот здесь-то можно сделаться «королём», как все эти вальяжные кабажеро за этими блистающими витринами, в столь же блистающих сорочках, дорогих галстуках с тяжёлыми золотыми заколками, в идеального покроя костюмах, – они выходят из этих стеклянных или тяжёлых дубовых резных дверей, заботливо поправляя набриолиненные проборы своих безукоризненных, волосок к волоску, стрижек; высоко задрав носы, небрежно садятся в свои лимузины… Панове, по-нашему говоря. У нас ровно такие тоже имеются. Это то, что тебе нужно? Но нужен ли ты Байресу, Антон Шапель?

Решил, что здесь будет проще и легче. И как за это взяться? Где та заветная тропинка в ряды кабажеро? Хлопок Чако тебя не обнадёжил. Всего, что ты там заработал каторжными трудами, пока хватает только на путь домой да приодеться, чтобы не смотрели как на бездомную паршивую уличную шавку. Здесь встречают точно по одёжке – он понял это в первые же дни: тут тебя в парусиновых альпаргатах[55] и мятых брюках-пиджаке даже на порог приличного заведения не пустят. Видел, как подобных наивных гнали прочь, грозя полицией. Матка бозка, подумал Антон, гонору больше, чем у польских панов. Потому к своим заботливо сбережённым, привезённым сюда с родины на дне фанерного чемоданчика костюму и рубашке тщательно выбрал и прикупил, прикидывая каждый сентаво, ботинки, галстук и шляпу. Чтобы не приняли за гаучо из дикой пампы, который пригнал в столицу табун на продажу. Пусть он пока фальшивый пан с почти пустым карманом, но надо же с чего-то начинать. Сходил в цирюльню, как там у них… пелюкери́ю – тоже красивым проборчиком обзавёлся…