– Как?
– Кебрачо. По-местному значит – «сломай топор».
– Что, правда? Топор не берёт?
– Ну как… смотря какой. Особая сталь нужна. И сила не людская. Машина, станок – берёт, конечно… С него вроде как приспособили на заводах такую кашу ро́бить, добывают какую-то штуку дубильную, кожу выделывать. Но это не по нашей части.
– Да… – разглядывал Антон диковинный чурбан. – Чего только в этой стране не увидишь. Как другая планета. Жаль! Такое дерево – и на шпалы…
– Я слышал, есть тут в городе один художник, вроде даже из наших, из России, говорят, но я сомневаюсь – имя какое-то нерусское. Как его?.. – Богдан наморщил лоб. – Нет, не запомнил. Так он с кебрачо статуи делает. И чем исхитрился? Бормашиной, какие у зубодёров, – сверлом его отделывает…
В открытом проходе ангара показалась, обрисовавшись тенями – свет в спины, – целая толпа мастеров, издалека окликая:
– Богдан, тебя опять кличут – сам приехал.
– Ага, – готовно кивнул Богдан, поднимаясь, – иду. Антусь, ты пока тут фасочку сними и вот тут… Ну, знаешь, ты малый толковый, – дал он указания. – Это надо доделать до отъезда.
– Что, Богданчик, на повышение идёшь? – поддели мастера.
– Вроде как.
– Смотри там, не продешеви. Пусть настоящие деньги дают, чтоб не меньше сотни песо. Эх, как мы тут без тебя-то? Да ещё самых дельных с тобой забираешь.
– Разберёмся…
Высокая сутулая фигура Богдана скрылась в проёме ворот. Мастера расходились по ангару к своим верстакам.
– Ну что, Антон, не жалко тебе уезжать? Из столицы-то. Только обустроился, в дело вошёл.
– Да с Богданом куда угодно, – убеждённо отвечал тот. – Когда нашего отца схоронили, мне и пятнадцати не было. Мастер он был серьёзный – в хозяйстве всё мог: погреб, лазню, дом поставить, крышу перекрыть, печку сложить, и – столярничать, мебель не хуже дедовой делал. Старшие братья много чего у него переняли, а я, думали, потом ещё успею. Да не судьба, оказалось. Вот теперь у Богдана добираю, чего по малолетству не усвоил. Он мне вместо батьки. Прямо чую – вот оно, моё дело, фамильное. Душа лежит… – Антон погладил дерево на верстаке.
Рыхлый немолодой Филипп одобрительно покивал головой:
– Богдан – добрый мастер, учись, хлопец. Нам всем до него далёко.
– А что столица-то? – возразил плечистый редковолосый Василь. – Муравейник. Я с её, столицы этой, глохну и дурэю. Не знаю, кто как, а мне бы потише куда, я бы не отказался. Но я ж семейный. Обжились уже.