– Так там тоже ж не деревня, город, – возразил быстроглазый щуплый Захар. – Я там был с полгода назад, когда филиал открывали. Порт большой, стройка большая. Приезжие так и валили – всё с Италии, с Англии да с Франции. Наш-то жук чует, где деньгами пахнет.
– Известное дело – еврей своего не упустит. Расширяется. Там своего родича поставил.
К Антону вдруг через все плечи просунулся крупный мятый нос долговязого мрачного Виктора:
– Парень, а ты ж с Браславщины – так Синицу, может, знаешь?
– Стася? – встрепенулся радостно Антон, Виктор кивнул. – Так то ж мой дружок! С Детковцев я, соседний хутор! Вместе сюда ехали. Он тут разве?
– Его туда в прошлом году и отрядили. Вот и свидитесь. И сестру его знаешь?
– Реню? А то, конечно! А она что, как?
Виктор не отвечал, помялся недолго и молча отошёл. Антон проводил его взглядом и спросил остальных:
– А что Реня? Не так что с ней?
Мастера переглянулись.
– Да нет, не с ней… вот с ним история вышла. Виктор тут сватался к ней, отказала. А девка справная, жаль. Вот он и переживает. Хотя уж женился на другой, тоже из наших… а всё думает почему. Заноза осталась.
– Получалась такая для него картина, что вроде как другой у неё имеется. Не ты ли?
– Да нет, – отмахнулся Антусь. – Не я. Моя невеста там осталась… Так где Реня-то? Со Стасем?
– С ним. В прислугах у тамошнего хозяина. Который родич нашему. Реня-то первая пристроилась к месту, а Стася к ней в довесок туда взяли. Он парень хороший, но… несерьёзный. Всё больше со своей музыкой в обнимку, до нашего столярного дела не пристрастен.
В передней Реня подала пану Лерману трость и шляпу. Пусть скорей уходит наконец.
– Нет, Реня, – сеньор Хосе Лерман сложил пухлые губы под франтовскими пёрышками усиков в шутовскую разочарованную гримаску, – и не эту. Панна Регина жартуе[73]? Эта тоже не идёт сюда к пальто. Вон там, – палец с тяжёлым перстнем показал на самую верхнюю полку. – Светлую, да.
Она вытянула ладонь, пытаясь дотянуться до нужной полки. Нарочно он, что ли, её туда закинул? Лерман усмехнулся.
– Нет, милая моя Реня, – назидательно сказал он с деланным сожалением и продолжал в своём обычном снисходительно-шутовском тоне, подвинув к ней ближе тяжёлую резную скамеечку, – придётся тебе взобраться повыше, чтобы ублажить привередливого хозяина, да… Прошу.