2. Сёстры Величко. 1926 г.
Янина поставила холодную, из колодца, кану[13] со сливками на низкий зэдлик[14] в кухне и обтёрла руки фартуком. Остренький её носик и тёмные круглые глазки исходили любопытством.
– Ну что там в папере, Анелька? Что пишет-то?
Анеля растерянно прижала бумагу к груди.
– Янинка, а Юзеф тебе писал письма… любовные?
– Юзеф? Ну с чего это? То ж я вокруг него козой прыгала, осой впивалась, а он и не отбивался. Будет он ли́сты пи́сать! Лишний раз рот не раскроет, всё молчком. Это у Антуся такие замашки панские… Так что Антусь-то?
– Вот… Называет любимой… сестрёнкой-паненкой… Глаза мои голубые превозносит… что таких нигде не видел, кроме как звёзды на небе… во сне ему снятся… что не отдаст никому… Как пишет-то хорошо, складно, красиво… Неужели это мне? Как в сказках про любовь…
– Матка бозка остробрамска, письмом, словно паныч! Дорогая моя ж ты сестрица, и тебе время подошло… За Юлькой только очередь, но она мала ещё. Антусь хлопчик видный и нежный, девки так и вьются вокруг. Езус-Мария… Ой, счастье тебе, Анелька! Да и кого ж такому красавцу выбрать, как не нашу Анельку, голубые наши вочи? Рада?
– Яня, он лучше всех… Поверить не могу, что он из всех меня выбрал…
– Ты ж наша средненькая… Ох, плачу от радости… У нас, Величек, у всех слёзы близкие…
Сёстры припали друг к другу, в обнимку шмыгая носами от чувств. Беспокойная мышка Янина первой оторвалась от сестры, сообразив, как старшая, и деловые обстоятельства:
– Вот же дуры-то обе, слезливые… Дай хоть хусткой[15] глазки твои голубые вытру… Но ты уж смотри, глупостей не наробь, слышишь? Себя блюди. Ведь ждать вам надо будет, Анелька! Две свадьбы сразу, раптам, мамунька не одолеет. У нас всё почти Юзефа семья, Буткевичи на себя берут, але мой Юзеф хозяин крепкий, а Антусь что? Третий сын, там его доля в хозяйстве – пшик… не выделить. Мамусе нашей за тобой дать нечего тэраз[16], тётка Альбина не обрадуется.
– Я буду ждать, Яничка. Хоть всю жизнь стану ждать моего Антуся…