– Хорошо как, Стасю… Таксама[86] и у нас же играют. Как дома побываешь всегда. Зачем тебе этот бан… как его? банд… бандеон?
– Да и не говори, – с писком сдвинул меха Стась, возвращаясь в мир. – Обойдусь! Всё равно местные не возьмут в свою компанию, там такие мастера есть, ух… Бандонеон – это высший класс, хитрая такая штучка, малая, да удалая, куда мне. Мы уж с аккордеоном, как умеем, самоучкой… Антусь не приходил?
Реня покачала головой. Как и многие одиночки в тяге к семейному уюту, Антусь бывал у Синиц почти каждый день, и его можно было застать здесь чаще, чем у него самого, в дощатом «скворечнике» лёгкой надстройки второго этажа, в соседней квадре[87]. Ели наперегонки с одной пательни[88] Ренины золотистые драные блины с прозрачными шкварками в румяных мясных прослойках; покуривая, слушали радио и Стасеву музыку; спорили про газетные новости, играли в карты и в шашки. Вместе ездили на велосипедах за город, хаживали на танцы, в мелкие кинематографы в округе, а пару раз, принарядившись, даже в здешний театр – его монументальное пышное здание торжественно высилось в нескольких квадрах по Морено, словно занесённое сюда, в шеренги белых одноэтажных домиков южного городка, из гораздо бо́льшего старого города где-нибудь в Старом свете.
Иногда казалось, что и разницы особой нет – дома они или на другом конце света, а к пальмам и мандаринам на улицах привыкли, и шла вполне хорошая жизнь. До тех пор, пока Антусю не пришло то письмо от матери: тётка Альбина скупо, мельком сообщала среди других вестей, что Анеля в Ленинграде вышла замуж. Хорошая жизнь для всех троих на этом внезапно и огорчительно кончилась.
– Да-а-а, пропал парень, – озабоченно протянул Стась. – Погас… золой в костре. Богдан его пилит, что медленный, рассеянный стал, ошибок много делает, вчера ему чуть было леща даже не отвесил в сердцах. Это Богдан-то – душа-человек! А ему всё едино. Как неживой. Убила она его. Подлость сделала… – вынес решительный приговор Стась, поджав свои вечно улыбчивые губы и нахмурившись светлыми бровками.
– Зря тётка Альбина написала, – вставила Реня раздумчиво.
– Ну как это зря? – вскинулся Стась. – Он только о ней и думал, ты ж знаешь! Переживал – что, мол, молчит, не пишет. Ехать всё сбирался, хотел и Богдана сманить вернуться. Но Богдан что, он вдовый, его там никто ждать не обещался. Представь, Антусь возвращается, с месяц в пути, а там ему… дуля в нос. Надо было написать. Для перспективы жизни.