«Неужели умер? – подумал филолог, разом ощутив всю бренность чужого бытия в отдельно взятой коммунальной квартире. – А почему бы и нет, в его-то годы? Хлоп! – и вот он, инфаркт. Или даже инсульт. Да запросто!»
Сколько лет Драморецкому, филолог, признаться, не знал, да и знать не хотел. Но это и не важно. Главное, жил старик, а нынче взял – и умер. Лежит теперь в своей комнате и не поет. Жареную рыбу не ест. Грязную сковородку в раковину не бросает.
На душе у филолога стало холодно, как на осеннем базаре. Он представил себе Драморецкого на неряшливой стариковской кровати, и разом простил ему все, что накопилось в душе за восемь лет проживания под коммунальной крышей. А именно: дурацкое пение, хронически занятый туалет и полы, которые старик не подметал даже по большим праздникам. Впрочем, подумав немного, филолог решил пение не прощать. Ладно, голос бы у Драморецкого был, или хотя бы на флейте старик играл. А то ведь, так… Ни флейты, ни голоса.
Филолог отложил Кампанеллу и вышел из комнаты. Постоял в унылом коридоре, прислушиваясь к водопроводному крану. Подумал и робко крикнул в сторону соседней двери:
– Иван Кузьмич, вы мою кастрюлю не брали?
Отчужденно светила лампочка под высоким лепным потолком. Вяло капала вода из крана. Филолог ждал. А Драморецкий валял дурака и насчет кастрюли не сознавался.
Стариковское упрямство раздражало. И тогда филолог решился. Он подошел к соседней двери и вежливо в нее постучал:
– Иван Кузьмич, вы дома?
Постоял, но ответа не дождался.
Тогда филолог вздохнул.
Шумно выдохнул.
Толкнул облупившуюся дверь – и вошёл…
Да лучше бы он в коридоре оставался!
Однажды такое с филологом уже было. Это когда еще бабушка не померла. То есть это он думал, что жива. А она еще накануне помереть успела.
В тот день заглянул он к бабушке – немного денег до стипендии перехватить. Жил он тогда в студентах, доучивался по филологии и обретался в общежитии, на четвертом этаже. Впрочем, денег все равно не хватало. Бабушка их тоже по ночам не печатала, зато пенсию ей приносили исправно. А пожилому человеку много ли надо? Лишь бы только почтальон не обманул. А остальное – приложится: бакалея, гастрономия, немножко кондитерских изделий… Да, и сорок копеек продавщице отдать не забыть. Опять же, яичко к Христову дню, да не одно. А уж облупить его желающие всегда найдутся.