Дверь оказалась незапертой – всхлипнула и начала медленно отворяться. Филолог напрягся и приготовился к самому худшему. Проснулось воображение, и тут же принялось баловаться и шустрить.
Воображение нарисовало все, что положено, и даже больше. А именно: бездыханное тело на кровати, короткую записку на полу и ружье со спущенным курком. Или даже музейного вида револьвер в холодных стариковских пальцах.
Был и еще вариант: Драморецкий сидит за столом и читает «Октябрь». То есть это со стороны так кажется. А на самом деле, старик давно помер. Стал читать что-то очень умное про арт-хаус как мэйнстрим, разволновался – и готово дело. Так и застыл, с остекленелым мэйнстримом в глазах. И вот уже третий день пребывает в местах, где журналы даже грешники не читают. Потому что нет там ни грешников, ни журналов, вообще ничего нет, и арт-хауса, в том числе. А есть лишь дивный зеленый сад, гектаров этак на пятьдесят, и стая ангелов в райских кущах.
Дверь отворилась – настолько, чтобы смогла пролезть голова. Филолог так и сделал: просунул голову в щель и повел скорбным взглядом по голым стенам. Прямо перед собой увидел стол на тонких ножках. Был и журнал – серебрился обложкой на рыжей скатерти. Вот только старика Драморецкого за столом не было. На полу старик почему-то тоже не лежал. Да, и самое главное: порохом в комнате не пахло.
Старомодный платяной шкаф отгораживал часть комнаты (виднелся край не заправленной постели). «Значит, во сне старик умер», – мелькнула здравая мысль. Филолог двинул пухлым плечом вперед, протиснулся в комнату. Сделал пару шагов и осторожно заглянул за шкаф, готовясь к самому худшему.
Тогда он тоже за шкаф заглядывал. А что толку? Бабушки и за шкафом не было. Сидела она в мягком кресле, с недовязанным носком в руках. Всего-то пара петель оставалась, и на тебе – не довязала. Обидно. Потом старик Драморецкий говорил, что ради него бабушка в тот вечер старалась. И долго еще после этого в недовязанном носке ходил. А потом то ли протерся он, то ли старик его потерял. С тех пор столько лет прошло, а надо же – вспомнилось…
Вот он, шкаф. Вот кровать. Филолог глядел на нее и не мог остановиться. Не было старика на кровати! Не валялось на полу ружье! Да и, кажется, не было у старика ружья, а то бы он еще в 91-м застрелился.