Шпили Кристаллиона тянулись к небу, тонкие и острые, подобные иглам, пронзающим облака, их грани сверкали, отражая свет двух лун, парящих над ним в вечном танце. Дома, вырезанные изо льда, стояли вдоль улиц, их стены искрились, словно россыпь жемчуга, а арки между ними изгибались, подобно ветвям кристальных деревьев, растущих в садах города. Эти деревья – высокие, с листьями, звенящими, как колокольчики, – качались под ветром, рожденным из дыхания лун, их ветви отбрасывали тени, смешивающиеся со светом, создавая узоры, плывущие по льду, словно реки из серебра и чернил.
В садах Кристаллиона бродили Ледяные Дети, их хрупкие фигуры, сотканные из кристаллов, сияли мягким голубым светом, дрожащим, как отражение звёзд в воде. Их одежды – тонкие, подобные паутине, поймавшей утреннюю росу, – струились за ними, усыпанные осколками льда, мерцающими, словно созвездия. Они пели, и их голоса – чистые, высокие, подобные звону стекла под пальцами ветра – сливались в мелодию, поднимающуюся к небу, приветствуя Сияющую Луну, смотрящую на них с нежностью матери.
В тени шпилей стояли Теневые Стражи, их массивные тела, выкованные из мрака, возвышались, подобно скалам, бросающим вызов свету. Их доспехи – чёрные, с красными прожилками, текущими, как реки лавы, – гудели низким гулом, отдающимся в земле, а плащи, тяжёлые и рваные, колыхались, словно крылья, ждущие полёта. Они молчали, но их алые глаза горели, подобно углям в ночи, и их шаги оставляли следы, темнеющие на льду, словно шрамы, напоминающие о силе Тёмной Луны.
В центре Кристаллиона возвышался храм – не здание, а чудо, вырезанное изо льда и тени, его купол сиял, словно звезда, упавшая на землю, а стены переливались узорами, сплетающими свет и мрак в вечный танец. В этом храме жила Селарис, жрица Клятвы, чья судьба была связана с двумя лунами, подобно нити, держащей их союз. Она стояла у алтаря, высокого и гладкого, высеченного из кристалла, сияющего пурпуром и чернеющего алым, её фигура – стройная, но сильная, подобно тростнику, гнущемуся под ветром, но не ломающемуся.
Её кожа была бледна, почти прозрачна, словно лёд, поймавший свет звёзд, а волосы – длинные, серебристые с чёрными прядями, струились, подобно реке, текущей между светом и тенью, их концы мерцали, словно звёзды, гаснущие в ночи. Её глаза – глубокие, цвета серого льда с золотыми искрами – смотрели на мир с мудростью, превосходящей её годы, и с тоской, прячущейся за этой мудростью. На ней была мантия, сотканная из нитей света и мрака, её ткань переливалась, словно поверхность озера под двумя лунами, а подол был усеян узорами звёзд и серпов, напоминающими о клятве, бережённой ею. Пояс её – тонкий, из кристаллов, звенящих при каждом шаге – сжимал мантию, а в руках она держала посох, вырезанный изо льда, его навершие – круг, разделённый надвое, сияло, словно печать равновесия.