Он кивнул.
– Надо рассказать Его Величеству! – воскликнул Кард и рванул ко дворцу, однако Глед успел поймать его. Мужчина остановился не сколько из-за хватки, сколько от неожиданности. – Только не говори, что надо сохранить это в тайне. Его гиппогриф научился общаться. О таком нельзя молчать!
– Дурак! – Глед врезал ему по голове. – Мы пытаемся показать, что Бланш остался прежним, а ты хочешь кинуть Его Величеству в лицо факт, что он кардинально изменился? – Кард захлопал глазами. – Тогда он точно не примет его нового. Встань рядом и замолчи. Мне надо подумать.
Кард послушно замер по стойке смирно и закрыл рот на замок, пока товарищ принялся усердно размышлять о чем-то. Бланш с интересом уставился на них. Внутри него начала разрастаться надежда на возвращение прежних отношений с Калебом, и крикам рациональности об осторожности там не было места. Тоскующая, преданная, животная часть сознания полностью перехватила контроль над телом, ведь слишком устала от раздирающей сердце боли.
С тех пор, как две недели назад тигиллы вспыхнули алым, всё пошло наперекосяк. Калеб, разочаровавшись, ушел, ведь душа Бланша изменилась, а значит, изменился он сам. Стал другим. Чужим. Несмотря на то, что Бланш сохранил все воспоминания о прошлом, чувства к Калебу и прежние привычки, этого оказалось мало. Мышление действительно преобразилось в более человеческое, и, хотя Калебу не довелось заметить этого самостоятельно, магия раскрыла все тайны. Это вбило клин между ними. Пустило трещину раздора по их отношениям. В тот миг, когда Бланш увидел спину своего человека, быстрым шагом покидающего стойло, внутри всё замерло. Страх и боль проникли под кожу, однако в то время в груди горело пламя надежды.
Вскоре от него остались лишь искры.
Калеб полностью пресек связь. Он перестал приходить на утренние тренировки, посылая вместо себя охранников, и исключил душевные ночные разговоры. Если сперва Бланш просто не понимал, что происходит, и послушно играл с Гледом и Кардом, то позже его стали одолевать сомнения и тоска. Человеческая часть сознания настаивала, что ничего страшного не случилось. Подумаешь, хозяин перестал приходить – не трагедия! Однако животная – горько выла, скучая по нему и не понимая, чем заслужила наказание. Она страдала, принимая вину за случившееся на себя, и горевала, когда день сменялся днем, а Калеб всё не показывался.