Этот полумифический персонаж представляется очень близким мне по духу человеком. Не другом, не родным, а просто – близким по духу. И именно для Читателя я и примеряю на себя роль творца и созидателя.
Именно только примеряю, потому что назваться писателем имеют право, по моему скромному мнению, единицы из всех, кто когда-либо садился перед пустым листом или перед пишущей машинкой.
Но кто знает – может быть судьба будет благосклонна, и мой Читатель улыбнётся и мне? Пусть даже он и будет один-единственный.
Абсолютно все совпадения с реальными людьми и происходящими/произошедшими событиями случайны.
Публикация не имеет цели кого-либо оскорбить, унизить, очернить или травить. Это просто мой мир, каким он представляется только мне.
Всегда ваш, Дин Бейсембаев
БЕЗ САЛАТА (ДЛЯ Т. В. Б.)
Все события не вымышлены, но любые совпадения с реальными людьми случайны.
Никто из местных жителей не мог с точностью сказать, когда именно появился на улице этот маленький ларечек с шаурмой. Появился он там так давно, что даже подростки из соседних домов начали считать годы не по году рождения, а по тому сколько лет они питаются шаурмой, приготовленной заскорузлыми пальцами старика Озада.
– Я уже лет 10 точно ее ем!
– Не свисти, ты только пять лет как переехал с «Металлистов»!
– Сам ты свистишь, спроси у старого!
Озад щурится на горелку: от горящего газа, клокочущего куриного мяса, истекающего оранжевым жиром в потускневший от старости и бесчисленных царапин поддон, от удушающего жара нет иного спасения. Только щуриться и периодически отирать пот со лба.
На предплечьях Озада – посеревшие рукава, которые он нехотя надел чёрт знает сколько лет назад, когда санэпидстанция пришла с очередной проверкой и настояла, чтобы было именно так. Ткань посерела не от времени и стирки – старик утирается рукавами. От пота, который впитался, въелся в эти ветхие рукава и, кажется, уже даже заменил собой хлопковые нити и молекулы.
Озад редко видит солнце – так много работает. Спозаранку он открывает ларек, заходит внутрь, поджигает горелку, кряхтя, поднимает и насаживает чуть поодаль от нее полный курицы вертел, берет нож и прищуривает глаза. Все. До поздней ночи он не перекроет газ и не перестанет нарезать мясо. Куски курицы падают в поддон, два ножа, толщиной в детский палец (стерлись от постоянной заточки) бесконечно скрежещут по металлу, шуршит бумага, из которой Озад сворачивает кульки для готового товара, вульгарные звуки издает упаковка с кетчупом. Вот и вся его жизнь – от зари до зари.