Девушка с яркими красными волосами проходит арку и направляется прямиком к Иске. Вероятно, они дружат, так как обе поздравляют друг друга и улыбаются. Тридцать три.
Не может все закончиться вот так, даже не начавшись. На лицах Оливии и Хендрика написано то же самое. Но мы молчим.
Я переключаюсь на Иларию, чтобы как-то расслабиться. Она довольно бодро проходит к чаше, одарив меня улыбкой с ямочкой на щеке. Монос наносит руны на ее ладони. Символы вспыхивают, гаснут, исчезают. Илария делает неуверенный шаг в арку и… проходит. Совершенно спокойно и без боли.
Ее удивленные глаза быстро находят меня в толпе, словно молча спрашивают, что делать дальше. Я быстро мотаю головой в сторону тельера Хаима. Она кивает. Все еще находясь в оцепенении, протягивает руку. Символ загорается и исчезает внутри кожи. Она снова переводит взгляд на меня. Я двигаю головой в ту сторону, где находятся архивариусы и выбранные Аннуи реликты. Все еще как во сне Илария следует моим указаниям.
Тридцать четыре.
Отец тоже переводит на меня взгляд, но ненадолго. Я прекрасно знаю, что значит этот взгляд. Сожаление. Просьба простить, если все выйдет не так, как должно. Потому что даже рекс не вправе вмешиваться в решения магии.
Я сглатываю подступающую к горлу горечь. Я должна буду идти последней. После Оливии и Хендрика. Традиция.
После того, как позади нас не остается ни души, тельер Хаим переводит многозначительный взгляд на Хендрика. Это немой приказ. Он идет первым. За ним – Оливия. А потом и я.
– Ну, пожелайте мне удачи, – на выдохе произносит Хендрик.
– Удачи, – хором отвечаем мы с Оливией.
Хендрик идет твердо и уверенно. Несмотря на свой весьма взбалмошный характер, он все же сын главного тельера. Он просто не может показать себя иначе, даже если в этот момент, вероятно, внутри него переворачиваются все органы в случайном порядке, и тошнота подкатывает к горлу.
После нанесения рун Хендрик позволяет себе на секунду взглянуть на затухающие символы и, недолго думая, шагает в арку, не останавливаясь ни на мгновение. Меня прошибает пот. Если бы он не прошел, то сейчас, вероятно, корчился бы в агонии. Но он проходит.
Едва уловимый вздох облегчения слетает с его губ. Он переводит странный взгляд на Оливию, потом на меня. Тельер Хаим едва заметно качает головой в знак одобрения, пока наносит последнюю руну своему сыну. Хендрик уходит с пьедестала и теперь Хаим смотрит на Оливию. Какой бы эгоистичной занозой она ни была, я не желала ей оказаться в Мессис. Но и сама не хотела попасть туда. Поэтому сказала то, что должна была: