Фавст хлопнул Луция по плечу.
– Не огорчайся, мальчишка. По крайней мере, овцы в сарае будут тёплыми.
– Надеюсь, не чересчур, а то Лабеон, чего доброго, решит, что они тоже пали жертвой его обаяния, – хмыкнул Флавий.
Под общий смех отряд двинулся следом за девушкой.
Сарай оказался просторным, пропитанным запахами сена, скота и прелой древесины. В одном углу лежала куча сухой соломы – очевидно, их постель. Из стойла поблёскивали глаза нескольких овец, мирно пережёвывающих свой овечий ужин.
Луций с хмурым видом опустился на охапку сена и достал из мешка подсохшую лепёшку. – Ну, значит, вот она какая – жизнь императорского посланника. Ночуем в хлеву, в компании коров.
– Считай, что узнаёшь больше о местных традициях, – заметил Деметрий, усаживаясь рядом.
Фавст уже растянулся на спине, устроившись поудобнее.
– По крайней мере, тепло.
Флавий бросил Луцию одеяло.
– На вот, малой, чтоб не замёрзнуть.
– Я не… – Луций уже хотел возразить, но вовремя передумал. Одеяло и правда было не лишним.
Тем временем, Квинт и Арташес вошли в дом старосты. Воздух в комнате был густым и вязким, в нём смешались запахи отсыревших дров, кислого молока и засушенных трав, висевших под самым потолком. По каменным стенам, обмазанным глиной, морщинами змеились трещины. Сквозь щели то и дело задувал холодный ветер, тревожа пламя свечи на массивном деревянном столе. За ним, вполоборота к вошедшим, уже сидел староста, будто вылепленный из той же глины, что и стены. Его глаза – тёмные, цепкие, усталые, но не потухшие – пристально изучали гостей. Время, казалось, вытянуло из него всю мягкость, оставив одни острые углы.
Старик коротко кивнул, без слов указав на небольшую комнату, вход в которую обозначал шерстяной занавес в дверном проёме. Там стояло два узких сундука, застеленных овчинами.
– Крыша есть, стены есть. Жить можно, – заметил Арташес, скинув плащ. – Что скажешь, центурион?
Квинт пожал плечами, – Я-то не царских кровей, мне и на земле ночевать привычно.
Арташес фыркнул и опустился на край своей лежанки.
– Видишь? Я всегда говорил, что римляне – самые непритязательные люди на свете.
– По крайней мере, римские легионеры, – уточнил Квинт, разминая плечи. – Мы умеем выживать везде.
Армянский царевич скрутил из плаща подобие подушки и растянулся на сундуке, прикрывшись одной из шкур.