Герхардт подошел к сыну, расстроенный и одновременно очень довольный, что не вышло хуже. Деньги где-нибудь сыщем, думал он. Себастьян взглянул на него с беспокойством.
– Все в порядке. Он мне даже полслова вставить не позволил.
– Хорошо, что больше не запросил, – нервно произнес Герхардт. – Десятку мы достать попробуем.
Он объяснил, что собирается пойти к Хэммонду, и попытался еще как-то утешить Баса, но скорее уж тому пришлось утешать отца.
– Мне нужно идти, – сказал наконец Герхардт и тронулся в путь, пообещав вернуться как можно скорее.
Первым делом он пошел домой к жене, где и сообщил взволнованным домочадцам об исходе суда. Миссис Герхардт, белая от переживаний, почувствовала облегчение – десять долларов казались посильной суммой. Дженни выслушала все с раскрытым ртом и круглыми глазами. Бедный Бас. Всегда такой живой, такой добрый. В тюрьме ему не место.
Герхардт поспешил в особняк Хэммонда, но тот был в отъезде. Следом ему в голову пришел адвокат по имени Дженкинс, с которым он был на короткой ноге, однако и его не оказалось в конторе. Он неплохо знал нескольких лавочников и торговцев углем, но каждому из них и так был должен. Денег мог бы дать пастор Вюндт, хотя одна лишь мысль о том, чтобы признаться в случившемся столь достойному человеку, была мучительна, так что Герхардт не решился. Он заглянул к знакомцу-другому, но те, ошарашенные необычной просьбой, от помощи уклонились. В четыре дня он, усталый и вымотавшийся, ненадолго вернулся домой.
– Не представляю, что мне еще делать, – пожаловался он, описав свои усилия. – Ничего не могу придумать.
Дженни подумала о Брандере, но отчаяние ее еще не дошло до той степени, чтобы она осмелилась, вопреки воле отца и нанесенному им сенатору ужасному оскорблению, пойти и попросить денег. Часы ее опять были в закладе, а другого способа раздобыть денег она не знала.
– Если мы не заплатим штраф до пяти, – сказал Герхардт, – ему снова придется там ночевать. – Он вспомнил о своем окладе, но его выдадут лишь в конце недели, а если потратить его подобным образом, семье не останется на жизнь ни единого цента.
Окончательно он вернулся домой в восемь вечера, усталый и со сбитыми ногами, при этом перевозбудившись настолько, что физической боли не чувствовал. Он был самым малоприятным образом вынужден признаться себе самому, сколь это жестокая штука – бедность. Что теперь делать, Герхардт попросту не знал. Вместе с женой они успели досконально исследовать свое положение, новых идей ни у кого не нашлось. Десять долларов есть десять долларов: когда они требуются тому, кто перебивается случайными заработками, вариантов не слишком много. Семейство собралось на совет за кухонным столом, но он не принес плодов. Лишь Дженни все продолжала думать о Брандере: что он сделал бы, если б узнал?