В поступках же Дженни все проявлялось лишь в слабо выраженной грусти, присутствие которой чувствовалось во всем, что она делала. Будь то стирка, шитье, прогулки с братьями и сестрами, она все время была чуть грустна, словно лесная голубка. Иногда она удивлялась, что писем до сих пор нет, но сразу вспоминала, что он упомянул отъезд на несколько недель, а значит, те шесть, что уже прошли, – не так уж и много.
Достойный бывший сенатор тем временем в отличном настроении явился на встречу с президентом, совершил ряд приятных светских визитов и собирался уже навестить на пару дней своих друзей в их мэрилендском поместье, когда у него слегка поднялась температура, так что ему пришлось провести несколько дней в номере отеля. Он испытывал определенную досаду оттого, что слег именно сейчас, но не подозревал в своей хвори ничего серьезного. Потом врач пришел к выводу, что сенатор подхватил заразную разновидность брюшного тифа, последствия которого заставили его совершенно забыть о времени и сильно изнурили. Все уже думали, что он начал выздоравливать, когда, всего через шесть недель после расставания с Дженни, с сенатором внезапно случился сердечный приступ, и он больше не приходил в сознание. Дженни находилась в блаженном неведении о его болезни и даже не обратила внимания на напечатанные жирным заголовки газет, извещавшие о смерти сенатора, пока вечером домой не вернулся Бас.
– Взгляни-ка, Дженни, – сразу сказал он, войдя. – Брандер умер.
В руках у него была газета, и на первой странице было набрано крупными буквами:
КОНЧИНА БЫВШЕГО СЕНАТОРА БРАНДЕРА
Безвременная смерть славного сына Огайо.
Умер от сердечного приступа в отеле «Арлингтон» в Вашингтоне. Полагали, что он восстанавливается от брюшного тифа, однако болезнь победила. Вот основные вехи его выдающейся карьеры.
Дженни пораженно уставилась на заголовок.
– Умер? – воскликнула она.
– Так в газете написано, – ответил Бас тоном человека, сообщающего весьма увлекательную новость. – Сегодня в десять утра.
Дженни, трепеща и почти того не скрывая, взяла газету и вышла в соседнюю комнату. Там, стоя у окна, она еще раз перечитала сообщение, словно в трансе от тошнотворного чувства ужаса.
В сознании вертелась лишь одна мысль: «Он умер», потом до ее слуха донесся голос Баса, излагающего тот же самый факт Герхардту. «Да, умер», – услышала она и еще раз попыталась осознать, что это значит для нее.