– Ты просто обязана мне сказать, что с тобой, – попросила она, сама чрезвычайно расстроенная.
Дженни, для которой сознаться поначалу казалось невозможным, наконец поддалась сочувственному материнскому напору, фатальное признание прозвучало, и миссис Герхардт застыла на месте, на какое-то время онемев от горя и не в состоянии вымолвить ни слова.
– Ах, это все из-за меня, – сказала она наконец, поглощенная бурно нахлынувшим чувством вины. – О чем я только думала?
Всевозможные последствия этого скорбного открытия оказались слишком многочисленны и слишком прискорбны, чтобы их перечислять. Мать переживала: как бы все скрыть? Чего ждать от мужа? Брандер, соседи, ее добрая, милая Дженни – все это одно за другим стремительно мелькало в ее мыслях. Чтобы Брандер предал доверие ее дочери – такое представлялось невозможным.
Некоторое время спустя миссис Герхардт вернулась к незаконченной стирке и стояла над корытом, полоща белье и рыдая. Слезы текли по ее щекам и капали в грязную воду. Время от времени она прерывалась и хваталась за угол фартука в попытке осушить глаза, но эмоции вскоре снова их наполняли.
Когда первое потрясение миновало, к ней явилось яркое осознание надвигающейся опасности, которое всегда сопровождается необходимостью как следует подумать. Вот только рассуждать миссис Герхардт в подобной ситуации была неспособна. Она думала и думала, но все затмевала необходимость рассказать мужу. Он не раз заявлял, что если кто-то из его дочерей поступит так, как кое-какие известные ему персоны, он укажет ей на дверь. «Под моей крышей такому места не будет!» – восклицал он при этом.
Теперь, когда до греха и взаправду дошло, он наверняка сдержит слово. Разве он Брандера не выгнал? Зачем ему такие, как она или как Дженни, когда он узнает, что они общались с сенатором после всех его предупреждений, да еще со столь ужасными последствиями? Сама же Дженни увильнуть даже не пыталась.
– Я так боюсь твоего отца, – часто говорила Дженни мать в этот период ожидания. – Не представляю, что он скажет.
– Может, мне лучше уйти из дома? – предложила дочь.
– Нет, – ответила мать, – ему пока что знать не нужно. Подождем.
Сложность этой ситуации тем, кто несведущ в подробностях, нельзя ни объяснить, ни даже обрисовать. Во всем Коламбусе миссис Герхардт не знала никого, к кому могла бы отправить Дженни, если отец откажется терпеть ее в доме. Конечно, город – не деревня, но все равно, куда бы Дженни ни перебралась, поднявшаяся волна слухов докатится и дотуда. На деньги Брандера она сумеет прожить, но где? Поразмыслив, она решила все-таки признаться мужу и надеяться на лучшее.