Судьба нанесла Дженни столь тяжкий удар, что полного осознания так и не произошло. Способность человеческого мозга к переживаниям ограниченна. Ее буквально оглушило, и в этом состоянии Дженни не могла толком ощутить ни горя, ни боли.
Она все еще стояла у окна, когда в комнату вошла миссис Герхардт. Она слышала, что сказал Бас, и видела, как Дженни вышла из комнаты, но после ссоры с Герхардтом из-за сенатора выказывать интерес к новости было бы неосторожно, и она отправилась взглянуть, как там Дженни. Об истинном состоянии дел она даже не догадывалась, ее волновало, как Дженни переживет потерю, вызванную внезапным крушением надежд. Женой посла ей уже не быть, и от всего влияния человека, который был к ним так добр, не осталось и следа.
– Разве не ужас? – сказала она с неподдельной скорбью. – Столько всего собирался сделать, а вышло помереть.
Она сделала паузу, ожидая услышать слова согласия, но, обнаружив Дженни необычно безмолвной, продолжала:
– И все же я бы на твоем месте не переживала. Что теперь поделаешь? Он много всего собирался для тебя сделать, но ты об этом не думай. Тут все кончено, ничего не поделать.
Она сделала еще паузу, Дженни вновь не откликнулась, и ее мать решила, что слова напрасны, Дженни просто хочет побыть одна, так что она вышла из комнаты.
Дженни так и стояла, но теперь, когда истинное значение новости стало оформляться в последовательные мысли, начала осознавать весь ужас своего положения, всю свою беспомощность. Когда мать ушла, она отправилась в спальню и присела на краешек кровати, откуда в гаснущем вечернем свете ей было видно бледное несчастное лицо, взирающее на нее из небольшого зеркала. Неуверенно на него взглянув, она прижала руки ко лбу и уронила голову на колени.
«Мне придется уйти из дома», – подумала она и стала со всей храбростью отчаяния решать, куда именно.
Тем временем позвали к ужину, и она, чтобы не подавать виду, вышла из спальни и присоединилась к семье. Вести себя естественно было чрезвычайно тяжело. От миссис Герхардт не укрылось, с каким усилием Дженни прячет свои чувства. Герхардт тоже заметил, что дочь необычно тиха, но даже не заподозрил, какие глубины переживания за тем скрываются. Бас же был слишком занят собственными делами, чтобы на кого-то обращать внимание.
В последующие дни Дженни непрерывно обдумывала сложности своего положения, задаваясь вопросом, что ей теперь делать. Деньги у нее были, это правда, но ни друзей, ни опыта, ни места, куда можно отправиться. Она всю жизнь провела в семье. Пока длилось это ее состояние, она начала временами ощущать непонятный упадок духа, словно вокруг таились безымянные и бесформенные ужасы, преследуя ее и угрожая. Однажды утром, проснувшись, она почувствовала неодолимое желание расплакаться, с тех пор это чувство накатывало на нее кстати и некстати, а неспособность скрывать его привлекла внимание миссис Герхардт. Та стала отмечать перепады в ее настроении, однажды, войдя в комнату, обнаружила, что у дочери мокрые глаза, и это подвигло ее на очень сочувственные, но настойчивые расспросы.