Ситуация явно выходила из-под контроля. Срочно доставили из Минска трех десантированных членов экипажа, но они, похоже, ничего не знали о планах мятежного генерала, а лишь подтвердили, что тот в одиночку сможет управлять самолетом.
Драконов трясло и подкидывало. Если получится, что курс самолета будет даже в сторону Москвы, его придется в срочном порядке ликвидировать, а что может за этим последовать, никто не знал. Ученые хмыкали и пожимали плечами в знак того, что при такой игре РДС-37 могли повести себя непредсказуемо, что обещало ужасные последствия. Придуманный ими «железный кулак» по определению одного из драконов вдруг превратился в обезьяну с бомбой. Затребовали полный доклад по этой самой «обезьяне», но там было все как надо: без рода и племени, детдомовский, всем обязанный партии, да и имя у него – Иван Иванович. На что главный дракон высказался категорично: мол, это те самые русские Иваны, которые родства не помнят. Это единственное новое, что можно было добавить к психологическому портрету генерала. Резолюция была такая: «как бы ни сложилась ситуация, везде-везде вычеркнуть этого самого Ивана и вымарать из живых». Его не должно быть ни в историях болезни, ни в историях награждений и выдачи званий. Ничто не должно было напоминать о том, что этот человек вообще существовал. А если случится так, что его пленят живым, то без всяких сантиментов повесить.
Вот такую встречу готовила ему родина, и Иван это понимал. Как и вилки с ложками, термоядерные бомбы были статусом, и у них была своя карма. Но Иван не собирался бомбить драконье логово, он прокладывал курс на пять с половиной тысяч км от венгерской границы на восток. В то место, которое ему было знакомо по службе – Усолье-Сибирское, авиабаза «Белая». Там когда-то он служил, в расквартированной 31-й тяжелой бомбардировочной дивизии 30-й воздушной армии. Совершив оттуда большое количество вылетов, он знал все подходы и выходы.
* * *
Ванечка накормил свое хозяйство. Гуппешка плавала раздутая – наверное, опять родит. Но детенышей ее он никогда не видел, их, похоже, съедали. Отец заявился уже очень поздно и сильно подраненный. Ночью, когда Ваня встал, ему пришлось перешагивать через отца, спавшего на полу; он был только наполовину разутый. А утром мама его, как положено, пилила, одновременно собирая ему котомку на работу. Она встала рано и что-то успела приготовить. Вид у отца был очень удрученный, он старался как можно быстрее уйти из дома. Вероятно, будет снова искать как здоровье поправить, но лишь бы до работы добрался. Он ушел.