Сейчас же случай совсем другой. Понятно, что последней точкой его маршрута был, конечно, не Сосновый, где его найдут и арестуют не позднее чем через 48 часов, чтобы пригвоздить к позорному столбу в назидание другим. Он не хотел позора, он мечтал о жизни. А ему определили виселище.
* * *
Корефан ему на ухо нашептал, что сегодня видел Ваниного папу у себя в бараке. Он в коридоре о чем-то шептался со своим другом-инвалидом. Стало понятно, что отец на работу не пошел, а шептались они по понятной причине: где бы взять для стабилизации здоровья и мыслей. Теперь его не будет несколько дней, а потом придут спрашивать с работы, не хворает ли, хотя точно знали, чем хворает, и название хворобы им было известно.
Отец почему-то считал, что имеет полное право при желании удариться в загул. Мол, душе нужен отдых. Только потом он будет валяться на полу с грязными ногами, вонючий, и материться на весь белый свет.
Ваня почувствовал, что стелька опять пытается ускользнуть из валенка, а отец-то обещал, что подошьет их дратвой для вечной носки. Но вечность ладно, доходить бы до весны. Он не знал, что мама, предчувствуя такой исход событий, в промтоварном магазине купит ему новые валенки с тонкой подошвой, которую он быстро протрет на скользких спусках. Но сейчас хотя бы будет запас в один валенок, ведь у этой обуви не было правого и левого, все они были одинаковые. При всех имеющихся условиях взаимозаменяемость была важной вещью. Это серебро и никель вроде бы похожи, а по существу – ничего общего.
* * *
Иван, думая о своем друге в Сосновом, вспоминал, как он после воздушного вояжа на севере вернулся в Хабаровск, а там ждала телефонограмма, что его пока не намерены использовать в летной программе. Ему предписывалось сойти с поезда в Иркутске, а цели и задачи ему там разъяснят. Так и случилось, хотя Иван был нацелен на то, что его командировка не будет продолжительной. Было не секретом, что приближается финская кампания, и летчики бомбардировочной авиации там будут в первом эшелоне.
На перроне Иркутского вокзала его и встретил тот человек, с которым он подружился и к которому сейчас летел. Все он делал вопреки уставам и правилам, на которых его кормили и воспитывали. Тогда в Иркутске он получил разъяснения, ему предписали инструктировать летчиков в лесоохранной, только что нарождающейся авиации, которую надлежало задействовать в тушении пожаров.