– Слушай! – сказала она и повела пальцем по кругу, указывая всюду и никуда.
Я увидела треск. Именно увидела. Стена вспотела им, как трава росой. Сгустки воздуха, с горошину, ровной решеткой проступили из стен. Зеркало задрожало.
Разрежения и сгустки быстро заполняли воздух. Нет, они заражали его. Внутри сгустков воздух – плотный, как стекло. Вне – голое, ничем не защищенное пространство.
Треск ритмично крошил потолок. Пошел мелкий снег побелки. На маминой макушке, на плечах, на переносице – снег. Она застыла гипсовой статуей… Сгустки добрались и до меня. Они проникли в мой внутренний воздух, и я их услышала. Они говорили. Не словами – ритмами.
Треск разрывал меня изнутри. Все мое тело пульсировало вместе с ним. В чем я виновата? Объясни! Чего ты хочешь от меня? Я готова выполнять. Только понять бы, что…
Но он не объяснял. Я не могла выпутаться из его смыслов. Он был везде в воздухе, он и был воздухом, вернее его формой.
Он винил – и я вся была вина.
Он давал надежду – и я в благоговейном трепете воздевала руки к потолку.
Он воспламенял любовью – и я благодарно целовала бетонный пол.
Он сгущал страх – и я мечтала смешаться с бетоном, чтобы навсегда исчезнуть из вида.
Прошла, кажется, вечность, прежде чем мамины руки обхватили мое лицо.
– А теперь открой глаза! – она поцеловала меня в лоб и с силой толкнула на зеркало.
За окном – ночь. Прямо у кровати потрескивает масляный радиатор – сегменчатая батарея на колесах. Вот и весь треск.