Годы и обстоятельства постоянно меняли ландшафт этой «дружеской карты». В разные моменты кто-то оказывался на расстоянии вытянутой руки, с кем-то жизнь разводила – всё как у всех. Если рассказывать о каждом, одной книгой точно не обойтись, поэтому решено было остановиться на мистической и загадочной цифре 13 – «Тринадцать друзей Пушкина». Перед вами спутники поэта, наиболее близкие ему в те или иные моменты, отношения с которыми, пусть не всегда ровные, часто противоречивые, были наполнены смыслом, глубиной, а иногда и недосказанностью.
Семейный круг представлен «парнасским отцом» – дядюшкой Василием Львовичем Пушкиным и младшим братом Львом, Лёвушкой, которому во время Южной ссылки Александр Сергеевич поручал вести свои дела в Петербурге. Именно этот сюжет позволяет понять, насколько терпелив мог быть вспыльчивый, неистовый Пушкин, как он умел прощать.
«Посланники» Лицея – Антон Антонович Дельвиг, Вильгельм Карлович Кюхельбекер и Иван Иванович Пущин. Каждый из них словно воплощает разные грани натуры самого Пушкина: поэтический дар, творческую пылкость, истинное рыцарство.
Старшие друзья по «Арзамасу» и первые наставники – Василий Андреевич Жуковский, Денис Васильевич Давыдов, Пётр Андреевич Вяземский. Без их высокого примера, без веры в его гений, интеллектуальной и человеческой поддержки жизнь поэта, возможно, сложилась бы по-иному. А как оставить без внимания бескорыстного друга и помощника Петра Александровича Плетнёва, которому Пушкин посвятил свой блистательный роман в стихах «Евгений Онегин»? Или Евгения Абрамовича Баратынского, чью лирику Пушкин считал безупречной? Московский «дружеский лагерь» – Сергей Александрович Соболевский и Павел Воинович Нащокин. Напрямую не связанные с литературой, они дарили своему великому другу бесценные впечатления, давали пищу для ума, вдохновляли и приходили на помощь по первому зову. Так же как и дочь фельдмаршала М. И. Кутузова, добрейшая Елизавета Михайловна Хитрово (было бы несправедливо не включить в этот «пантеон» ни одной дамы, ведь и среди прекрасного пола друзей у поэта было предостаточно).
Предлагаемые вашему вниманию жизнеописания не претендуют на полноту и академизм. Их вернее было бы назвать штрихами к портретам, легкими эмоциональными набросками, своего рода «собраньем пестрых глав», где исторические факты подчас соседствуют с субъективным авторским отношением, которое, возможно, кому-то покажется спорным. И это замечательно! Рассказ о живых людях – а в том, что они живы, пока жива память о них, нет никаких сомнений – не может быть иным. И если, перевернув последнюю страницу, вы поймете, что и в вашем «дружеском кругу» прибыло, значит, цель достигнута.