– Прошу вас, скажите хотя бы, где я! – слова сорвались с моих губ, звуча едва ли увереннее, чем мольба. Мужчина огляделся, будто проверяя, нет ли рядом кого-то ещё, и ответил ровным, почти бесстрастным голосом:
– Ты находишься там, где и должна быть. От его холодного безразличия пробежали мурашки по коже, но я не могла остановиться.
– Я не понимаю… – выдавила я, ощущая нарастающую панику. – Что это за место? Как я здесь оказалась?
Вместо ответа мужчина раздражённо вздохнул, и его глаза сузились. Он опустился к узкому отверстию у самого пола и с громким стуком просунул туда жестяную тарелку. В ней лежала блеклая, вязкая каша, больше напоминающая не еду, а помои.
– Твой ужин.
До меня наконец начала доходить вся суть. Холодные, давящие стены, его равнодушие, скрежет металла и эта гнилая, едва съедобная масса…
– Я… в тюрьме? – с трудом выдавила я, не веря в реальность происходящего.
– Особого режима, – язвительно бросил мужчина, наслаждаясь моей беспомощностью.
Мои тревожные догадки подтвердились. В голове промелькнуло неясное воспоминание – приторно-сладкий вкус вишневого вина.
– Что я совершила?
Вопрос был адресован, скорее, самой себе. Тюремщик продолжил язвить:
– Вчера ты спала на мягких простынях, а сегодня ешь еду, которая во дворце пригодна лишь на корм свиньям. Жизнь так непредсказуема.
Я пыталась восстановить в памяти больше событий, но ничего не могла вспомнить. Судя по усмехающемуся тону мужчины, ему доставляло немалое удовольствие сообщать мне все эти известия. Возможно, его задача в этом и состояла.
– Наслаждайся приятным отдыхом.
Тюремщик резко захлопнул верхнее окошко с решеткой, погружая мою камеру обратно в абсолютную тьму. Пластина с неприятным лязгом поползла на место.
Тюрьмы на Свинцовых островах. Я читала о них. Камеры располагаются прямо в скалах – островках посреди сурового северного моря. Сбежать невозможно. Их приказал построить еще самый первый правитель Нэрии. Древние, как само королевство.
Наверное, меня должны судить. Но за что? Швырнув тарелку с мерзкой кашей, я обессилено опустилась на твердый и неровный пол. Голая земля.
Голова кружилась, и ожидаемый приступ рвоты не заставил себя ждать. Видимо, последний прием пищи случился давно, судя по скудной, излитой из меня жидкости.
Я свернулась калачиком и принялась молить о желанном небытии.