За утро я несколько раз пытался возобновить разговор, с большим трудом ведя лошадь рядом с ней, но меня отгоняли односложными словами и ледяными взглядами. С Билли мне повезло больше, и мы обменялись несколькими короткими, бессвязными и запутанными фразами. Я безуспешно пытался вытянуть из него дату, наше географическое местонахождение и текущее состояние войны. Но разговорная речь Билли и мои смутные познания во всём американском давали немалый простор для недопонимания, и я мало что узнал.
Через несколько часов двое отосланных людей вновь присоединились к нам, и отряд остановился на поздний завтрак или, возможно, ранний обед. На этот раз Жаклин снизошла до еды, и мы выпили наш так называемый кофе в том состоянии, которое, как мне нравилось думать, было нашим самым справедливым молчанием до этого. Мы снова двинулись в путь и через некоторое время миновали пару ветхих деревянных хижин. Далее неровная земля превратилась в просёлочную дорогу, вдоль которой время от времени попадались строения в лучшем состоянии: по большей части добротные бревенчатые хижины. Солдаты во главе нашей маленькой колонны вытащили пистолеты и настороженно огляделись, но мы продолжали движение, не видя вокруг ни души.
Затем дорога изогнулась и расширилась, и внезапно появилось очень много людей. Они в молчании стояли там, где путь огибал широкое озеро, вторгавшееся в деревню. В ней было множество разнородных зданий, и, видимо, здесь присутствовали все жители. Поначалу послышавшийся плач казался несовместим с этой тишиной. Затем в кругу зевак я разглядел расстроенную женщину, она прижимала к себе обмякшее тело ребенка: его одежда промокла от воды. Некоторые обернулись посмотреть, как мы приближаемся, но преобладающее настроение оставило их равнодушными к нашему присутствию. Трагическое молчание сказалось и на нас, и мы с похоронной торжественностью стали проходить мимо.
Я взглянул на скрюченного ребенка, мальчика лет восьми-девяти. Чувствовалось отчаяние женщины, и каким-то образом оно превратило эту сцену из чужой проблемы в бесконечное человеческое горе. Было что-то странное в этом восприятии, и у меня возникло странное ощущение, что кто-то, кроме меня, наблюдает за происходящим моими глазами. Новое чувство глубины превосходило мою повседневную беспечность. Как будто какое-то вневременное существо наблюдало за жизнью, разворачивающейся в медленном, древнем темпе планеты под моими ногами. Это напомнило мне о непостижимом опыте в коттедже Чарльза, но больше казалось проекцией на человечество. Мрачная толпа наполнилась архетипическим пафосом: потерянное племя первозданных детей, брошенных в эпоху тьмы и невежества. И что-то во мне вспыхнуло – зародыш идеи, лёгкая подсказка.