Смерти их, с разрывом в полгода, Серж Сафонов встретил практически равнодушно. Разумеется, оба раза он испрашивал отпуск по службе, чтобы отъезжать из Петербурга в родительское имение на похороны, но особых горестных чувств он оба раза не испытывал. И не в силу душевной чёрствости, а в силу того, что между ним и родителями не было любви, так же как между самими родителями тоже не было любви и не было верности. То есть не было ничего такого что делает семью семьёй. Было только своего рода негласное соглашение, по которому всем было удобно жить. Родители жили своей светской жизнью, где-то вместе, где-то порознь, в зависимости от требования момента, а маленький Серж, всегда, сколько себя помнил, более общался с гувернёрами, прислугой, деревенскими сверстниками.
Общение же с родителями сводилось к некому ежедневному ритуалу:
– Доброе утро (день, вечер) папа̀ (мама̀н).
– Доброе, милый. Как ты сегодня спал (играл, гулял, учился)?
– Спасибо, хорошо.
– Ну вот и молодец, ступай, будь хорошим мальчиком. Слушайся бонну (гувернёра, учителя).
Разумеется, случались и некие изменения в этих многократно отработанных диалогах. Изменения обычно были связаны с сообщением, что родители уезжают в столицу или заграницу, а чаще к кому-то из многочисленных родственников с целью либо визита вежливости, из расчёта на будущее упоминание в духовном завещании, либо уже на похороны и хлопоты по вступлению в наследство.
Благодаря такому жизненному подходу семья Сафоновых постоянно успешно балансировала на грани светского великолепия и разорения. Деньги утекали как вода в песок, но и всегда волшебным образом возникали откуда-нибудь вновь. В подобном течении дел даже можно было усмотреть некое странное постоянство.
Когда Сержу исполнилось девятнадцать, годами любовно создаваемый и отлаживаемый его родителями механизм родственных и дружеских связей, через череду визитов к персонам важным, преподнесло ему чин корнета в кавалергардском полку. Дальнейшие родительские визиты уже к персонам не просто важным, а значительным, принесло звание поручика и место адъютанта при Великом князе Николае Константиновиче, который летами был старше своего адъютанта года на три, а потому при совпадении интересов, они довольно быстро сошлись характерами.
Что же касается той родительской заботы, благодаря которой он так блистательно начал свою карьеру, то Серж прекрасно сознавал, что делалось это во многом не только ради него самого, но и ради их самодовольства: «Наш сын кавалергардский офицер и адъютант Великого князя! Князь и многие из свиты Его Императорского Величества ценят Сержа».