Буткевич торопливо расписался в бумагах у секретаря и опасливо обогнув стороной стул с арестованным, боком ускользнул в дверь. В отличии от пристава, происшедшее его явно нервировало.
Пристав убрал злосчастную шкатулку в несгораемый ящик у себя за спиной, затем жестами указал городовым и секретарю уйти. Те молча вышли, притворив за собой двери.
Пристав несколько секунд разглядывал Сержа, будто что-то прикидывал в уме. Наконец заговорил равнодушным голосом:
– Вот что, молодой человек, с вами пожелала поговорить одна небезызвестная вам персона. Настоятельно рекомендую вам прислушаться к её советам. Уверяю, в вашем затруднительном положении, то, что вам предложат будет наилучшим выходом для всех. А для вас в особенности. А иначе вам не миновать суда и верной каторги.
Выждав немного, будто давая время Сафонову осмыслить услышанное, он встал со своего места и направился к дверям, открыв их, он обратился к кому-то подобострастным тоном:
– Ваше Сиятельство, прошу Вас, он в полном Вашем распоряжении.
Сафонов ожидал увидеть Великого Князя, своего патрона, ведь вся эта происходящая дикая абсурдность не могла не затрагивать косвенно его. Он бы мог своим словом развеять всю нелепость обвинений. Но вместо него вошёл князь Оболенский. При виде его Сафонов обрадованно вскочил. Пусть это был не его шеф, но это тоже человек их круга, человек великосветский, в чине генерал-лейтенанта занимающий должность шталмейстера двора, ответственный за царские конюшни, как один из крупнейших российских коннозаводчиков. За этим человеком власть и своей властью он сейчас, несомненно, поможет Сержу, тем более что именно он знает подлинную историю этой распроклятой шкатулки.
Оболенский имел вид задумчивый и войдя в кабинет, бесцеремонно сел на место пристава. Немного брезгливо оглядел стол и явно опасаясь запачкать обшлага рукавов, воздержался от того, чтобы опереться на столешницу, предпочитая сложить руки у себя на коленях. После чего поздоровался с Сафоновым.
– Добрый день, Серж. Надеюсь, с вами здесь не очень строго обошлись.
Здороваться с приставом он почему-то не стал. То ли не счел нужным, то ли уже видел его ранее.
Пристав же сам подал голос:
– Мы действовали исключительно воспитательными методами. Почти как с сыном родным общался! Кстати, насчёт сына. Я могу надеяться, Ваше Сиятельство?