Мир перестал говорить со мной. Он больше не учит, не вдохновляет, не зовёт исследовать его глубины. Всё вокруг – молчаливая, безликая декорация, которую так легко упускать из виду, потому что ни одна вещь, ни один уголок этого пространства больше не имеет значения без него. Раньше было так просто радоваться: светлым рассветам, крикам птиц, шелесту листвы, краскам живых мгновений. Теперь они мне видятся как эхо, звучащее из далёкого прошлого – не моего, не здесь и не сейчас.
Становится хуже. Это то, чего не признаешь в первые часы потери. Тогда легко было быть обманутой: первые моменты боли захватывают мельком, словно вскользь, и, может быть, на секунду, в глубине души зарождается мысль, что время отшлифует всё, позволив разрушиться даже самой тоске. Но нет… Это был иллюзорный момент. Сегодня – этот день второй читает мне другую лекцию, где сложно, где боль превращается в нескончаемую реку. Содержание моей боли только увеличивается – каждую мелочь о нём я проживаю заново, до рези, до отчаяния. Видимый мир теряет фокус, потому что я вижу его взгляд там, где его больше быть не должно. Подцепляется к чужим походкам, образам и теням. Везде – он. Как призрачное присутствие, которое я готова впустить внутрь, но оно остается вне меня, превратившись в тень.
Легче не станет. Даже если придумать какие-то отвлечённые занятости, даже если уйти в работу, если погрузить себя в череду действий, как это делают люди с уставшими душами… Моя душа не устанет искать. Она не устанет просеивать холодные, безразличные голоса и царапать внутри память о наших словах. Она каждый день, как изгнанник в пустыне, будет вопрошать, отчего всё не так, как должно. Ведь смысл не в том, что жизнь как-то продолжается – жизнь, она просто есть. Смысл был там, где был он. И теперь смысл выветривается с каждым новым днём.
Тоска. Это слово словно простая костяная игла времени, которая шьет по моей коже своё полотно: тугое, невыносимое. Она не пронзает сердце в одно мгновение – нет, она подошла колыбельной череды ночей и дней. Стало невыносимо, потому что в этой пустоте, до которой я дошла, никакое будущее не обещает света. Да и что за свет, если в нем больше не пылает то солнце, рядом с которым я согревалась от его прикосновений?
Пространство вокруг расширяется, но не расширяется внутри меня. Я сжата в собственную скорлупу, завёрнута в узкое полотно собственных мыслей. Ничего не остаётся, кроме переживания: каждый миг раскрашен упорной монохромной тоской, она как метастазы – охватывает всё, оставляя только пыль на тех местах, где когда-то билось что-то живое.