Закрыв дверь, Эрон прошёл дальше, заметив, что за тремя огромными окнами уже начинало темнеть. Он опустился на диван, слушая, как скрипит кожа, и обернулся, заметив пустую вазу и недочитанную книгу с закладкой в виде записки. Поняв, что там был почерк Элианы, Эрон лишь фыркнул и не стал доставать её.
Он поднялся и двинулся к столу.
Обходя его, Эрон пальцами заскользил по идеально гладкой поверхности, касаясь взглядом пергаментов, чернильницы, пера и многочисленных заметок, выведенных угловатыми буквами. Сев в кресло всё с той же изумрудной обивкой, он опустил руки на подлокотники, неосознанно поглаживая их углы и осматривая кабинет с этой точки.
В сердце возвышалось восхищение, смешанное с радостью и скорбью. Ему нравилось здесь, но не сколько от интерьера, сколько от ощущения, будто он на своём месте. Ни спальня, ни любимые уголки Бишрема не шли ни в какое сравнение с чувством дома в собственном кабинете.
Это словно утверждало в разуме случившееся, отрезая Эрона от прошлого и широко открывая дверь в будущее. Где он хранитель, это его дом, кабинет – и теперь он решал, кто сюда может входить. Мысли приятной истомой бежали по венам, пробуждая желание жить и изредка напоминая, что ценой этому был отец.
Казалось, Эрон должен был стать счастливее. Отношения лучшими у них не были, последние годы общение сошло на нет, и Эрон лишь назывался сыном. Ему так казалось. Но он не мог избавиться от гнетущей боли, недосказанности и понимания, что они с отцом закончили как чужие люди.
Да, это их выбор, оба были с ним согласны и лишь изредка выговаривали взаимные обиды. Но легче не становилось. В этом и заключалась проблема смерти. Неизвестно, когда она придёт. Нельзя подготовиться и сказать близкому последние слова.
Предположительно это бесчеловечно – терять отца именно так. Но Эрон знал и обратную сторону медали, чувствовал неизбежную потерю за считаные минуты до. Что из этого было ужаснее? Не было правильного варианта, потому что скорбь не поддавалась измерению.
Были события до и после. Сначала он не подозревал, а после учился жить дальше. Надеясь, что им бы гордились.