Збигнев стиснул стакан так, что стекло захрустело, угрожая рассыпаться. Его сухожилия на руках напряглись, как тросы под грузом.
– И чудом выжили, – бросил он, но голос дрогнул, выдав ложь. Чудо не оставляет шрамов на шее, похожих на следы когтей.
– Чудом? – Даша усмехнулась, и татуировка-спутник у рта задрожала, будто сходила с орбиты. – Ты забыл, как они отступили? – Она встала, и её стул грохнул об пол. – Линда еле успела дёрнуть рычаг. А колокол… он завыл, как раненый зверь.
Ваня, не отрываясь, раскурил новую сигарету, втягивая дым так, будто хотел проглотить собственные слова. Его желтые ногти постукивали по столу, выбивая нервный ритм.
– Колокол, – он выпустил дым кольцами, которые, поднявшись к люстре, сплелись с тенями космонавтов. – Со старой часовни… Её снесли, когда я пацаном был. Говорят, отлили его из гильз – всех, кто в округе погиб. Звон такой, что даже мертвецы затыкают уши.
Линда медленно подняла глаза. Её пальцы, тонкие и бледные, как проволока, провели по лезвию ножа. На клинке, под слоем матовой стали, проступила гравировка: «1996. Отдел №9».
– Он не будит, – её голос был холоднее стали. – Он напоминает им, кто они. Топливо для машин. Пыль под сапогами. – Она ткнула ножом в стол, и лезвие вошло в дерево с глухим стуком. – Им не нравится, когда рабы вспоминают своё имя.
Збигнев вжал ладони в столешницу, чувствуя, как сучки впиваются в кожу. Он снова услышал тот звон – не звук, а вибрацию, которая прошла сквозь кости, вывернув желудок. Вспомнил, как тени у гаража №58 сжались, будто их облили кислотой. На асфальте остались пятна – чёрные, липкие, как смола, и цепочки расплавленного металла, свернувшиеся в спирали ДНК. А колокол… Он раскачивался сам, его медный язык бился о края с такой силой, что с купола посыпалась штукатурка. Казалось, вот-вот рухнет вся колокольня, похоронив их под кирпичами.
– Нам повезло, – пробормотал он, глядя на свои руки. На костяшках до сих пор виднелись синяки от того дня.
– Нет, – Линда выдернула нож, и лезвие блеснуло, отразив мерцание люстры. – Они испугались не колокола. – Она повернулась к окну, за которым клубилась тьма. – Они испугались, что мы увидели их. Поняли, что они не тени. Что они…
Люстра внезапно качнулась, и тени космонавтов на стенах ожили. Гагарин протянул руку к полу, Терешкова склонила голову, а Леонов замер в прыжке – будто пытался вырваться из рамки. Свет мигал, и в промежутках между вспышками темнота сгущалась, принимая форму высоких фигур с вывернутыми суставами.