Щека прилипла к холодному металлическому полу, оставляя на коже болезненные отпечатки от решётки. Запах… Чёрт. Запах. Не просто гарь и машинное масло. Это было что-то ещё – густой, удушающий привкус горелого металла и еще чего-то, неясного. Озон щипал горло, вызывал тошноту.
Это не был стандартный запах сработавших пиропатронов. Значит, корабль был повреждён. Автоматические системы, как и положено, пытались отремонтировать его, жертвуя всем, что можно. Скорее всего, они перенаправили всю энергию на экстренные нужды, а криокапсула, поняв, что дальше тянуть нельзя, просто выплюнула меня наружу.
«Вот и ответ…» – попытался я перевернуться, но легче от этого не стало.
Если корабль обнаружили, значит, миссия провалена. Но раз я всё ещё жив, то ИИ, похоже, сумел увести судно в укрытие. Возможно, мы сейчас движемся к первой безопасной базе, где можно провести ремонт.
Корабль класса «Стрела» был спроектирован специально для этой миссии – компактный, скрытный, с экспериментальной системой маскировки и секретным оружием, известным под именем «Спираль». Единственный пилот на борту – Алекс 346, это я, и я должен был выполнить свою единственную задачу в момент «Ч». Проблема в том, что этот момент мог никогда не наступить. Или, наоборот, случиться в любую секунду после погружения в криосон.
Я не знал, сколько прошло времени. Час? День? Год? Капсула выплюнула меня, как кусок тухлого мяса, а вокруг мигали аварийные огни, в воздухе висел удушающий запах палёной проводки. Значит, всё пошло к чёрту, и никакого задания мне уже не выполнить.
Я знал, что этот момент может наступить. Всё, чему меня учили, к этому вело. Отбор на эту миссию был самым жестоким и изнурительным испытанием за всю мою службу. Возможно, решающим фактором стало то, что я не имел семьи. Я вырос в промышленных трущобах гига-улья Гамма-3, где максимальный карьерный потолок – это работа мусорщиком. Но я пробился. Стал пилотом. Хорошим пилотом. Возможно, даже лучшим.
Поэтому выбрали именно меня. Поэтому я здесь.
Плюс, разумеется, компенсация – безумная сумма в несколько миллионов кредитов. Деньги, которые должны были пойти моим родным. Вот только родных у меня не было.
Теперь я валяюсь на холодном металлическом полу, тело содрогается в спазмах, а желудок выворачивает наружу, заливая решётку липкой жёлтой жижей. Голову сдавливает тисками, в ушах звенит, а перед глазами пляшут красные блики аварийного освещения. Я судорожно пытаюсь отдышаться, собрать мысли, но сознание цепляется за один-единственный вопрос: что, чёрт возьми, произошло с кораблём… и почему всё превратилось в кошмар?