Простите мне такие долгие рассказы об искусстве, которые не продвигают мой рассказ, но, думая об Александре, мне сразу только и хочется говорить о таком важном как картины. Да и он сам такой романтичный, волевой только и делал, что думал об искусстве, видел его в людях, в предметах, в воздухе, в небе – всё для него картина.
Он тут же начал рисовать Татьяну, но, к сожалению, была математика, которая в ту же секунду выгнала двоих из кабинета.
– Извини, – сказал Александр, не переставая рисовать.
– Ничего страшного, – отвечала Татьяна смущённо, находясь под впечатлением от найденного ей персонажа. – Но ты мог и не говорить ей, что во всём виновата я.
– Но ты, правда, виновата. Зачем ты засияла так прямо на уроке? Зачем сначала показалась неприметной, а потом, как одна из кувшинок Моне, приковала к себе взглядом. Ты ведь в точности как его картина: перевернуть тебя и ничего не изменится, ничего не поменяется, не человек, а пейзаж. Смотришь на тебя и так спокойно и красиво на душе.
–Я…– протянула она, смутившись ещё больше. Они сидели на диванчиках в рекреации, и угрюмая вахтёрша слушала их разговор. – Что значит перевернуть и ничего не поменяется? – Глаза её вдруг загорелись точно солнце на картине “Впечатление. Восход солнца”, и даже вахтёрша стала менее угрюмой.
– В твоём голубом платье отражаются твои волосы, с ним сливается кожа, всё сбалансировано и идеально. Как на тебя не посмотри, с какой стороны, как тебя не ставь везде всё, так как должно быть: светло, спокойно, положительно. Вот это слово – положительно. Какое-то новое искусство хочется поймать в тебе свет. Он весь в тебе, жизнь в тебе такая большая. Современный импрессионизм, невообразимое, отличающее тебя ото всех. Ты ведь как никто хочешь жить!
– Ты прав, – едва слышно произнесла она и опустила голову.
– Тогда живи. – Он выпустил из рук карандаш и альбом и взял Татьяну за плечи. – Живи ведь тебе это одной дано. Прошу тебя побольше спи, убери эти мешки под глазами, всегда надевай такие платья и живи.
«Сумасшедший он какой-то», – пронеслось в голове Татьяны, но она подчинилась всем его словам. Интонация, голос, взгляд чёрных закрытых глаз – всё пленило ее. А Александр уже дома красками подарил её лицо кувшинкам на одной из его картин.