Вдали от степи в самом центре города листья уже меняли цвет. Врач дал матери полиэтиленовый пакет и стал заполнять какие-то бумаги, задавая вопросы о Виктории. А когда его взгляд упал на лицо хоть и красивое, но чем-то омрачённое, уставшее, сереющее врач перевёл взгляд на листья. Красные и жёлтые они мелькали в маленьком окошке, светились и переливались на солнце, и цвет их становился насыщеннее на фоне высоких коричневых зданий и чистого голубого неба. И небо в то утро было свежим и тёплым, совсем без облаков, и совсем лёгкий ветер не собирался их приносить.
Грязноватая, слегка побитая в нескольких авариях белая машина остановилась у такой же грязноватой и побитой больницы. Викторию вынесли к её дверям, но в скором времени вновь вернули в машину из-за ошибки врача. Антонина несколько раз назвала дату рождения дочери, однако врач не обратил внимания на то, что девушке исполнилось только семнадцать лет – наверно, даже не мог поверить, что она ещё так молода. Уже в отделении разглядели две тысячи первый год и повезли в детскую больницу.
Там на каждом осмотре и при сдаче каждого анализа разные люди намекали на её возможное положение. Виктория, сжатая болью, не могла услышать этих людей, а Антонина прятала глаза. В итоге ничего странного или опасного не обнаружилось, но из-за таких резких болей Викторию оставили в больнице с диагнозом сильное отравление.
Чистая палата с кафельным полом, голые закрытые на ключ пластиковые окна, пустой матрац, железная кровать, тумбочка с двумя отделениями и две соседки четырнадцати и пятнадцати лет – вот и всё окружение Виктории на ближайшие две недели. Она выходила из палаты только на осмотры и процедуры, никогда не играла с другими детьми в карты, ни с кем не заговаривала первой и долго не вела диалог. Виктория отключила телефон и никому не говорила о своём состоянии, поэтому к ней никто не приезжал кроме родителей. На её тумбочке всегда стояла бутылка воды и стопка книг. Владимир, отец Виктории, считал хорошим писателем только Николая Васильевича Гоголя и через мать привозил его произведения.
Ночи в больнице были холодными – отопление ещё долго не собирались включать. По вечерам дети собирались в мальчишеской палате и играли в карты на конфеты или желания. За стеной сидела Виктория, слышала смешки и визги и смотрела в закрытое окно. Отражение её почему-то размазывалось в гниющем свете оранжевой лампочки. Страшно было тем, кто, проходя мимо палаты, видел её такой. Никто не спрашивал у неё чего-либо, сторонились её как приведения. А она сидела молча, и потом засыпала.