«Камера на самом нижнем ярусе. Говорят, её строили еще во времена Первого Короля. Стены здесь такие толстые, что не пропускают ни единого звука. Ни света. Ни тепла. Люди там либо сходят с ума за несколько дней, либо начинают говорить. Все говорят. Рано или поздно.»
Холод пробирался до костей. Не тот зимний холод, от которого можно укрыться, а другой – древний, идущий из самих камней. Иногда молодому лекарю казалось, что он сам превращается в камень. Пальцы уже не чувствовали стену, по которой он водил ими, пытаясь не потерять последнюю связь с реальностью.
Они приходили. Он не знал когда – день сейчас или ночь. Слышал только шаги и звон ключей. Свет факела резал глаза до слез. Вопросы. Всегда одни и те же вопросы. А потом снова тьма. И тишина. Такая тишина, что слышно, как кровь стучит в висках.
Томас перестал чувствовать свое тело. Может быть, его уже нет? Может быть, осталось только сознание, плавающее в этой бесконечной темноте? Но эликсир… Он все еще чувствовал его в своей крови. Он единственное, что держало его на грани между явью и безумием.
Тюремный лекарь отмечал удивительную вещь. Обычно после недели в нижней камере люди теряли рассудок. Их глаза становились пустыми, как у рыбы. Но этот… В его взгляде что-то оставалось. Что-то живое. Даже когда он молчал, казалось, будто он видит собеседника насквозь.
Молодой лекарь больше не пытался кричать. Не пытался биться о стены. Здесь, в кромешной тьме, он научился другому – слушать тишину. И в этой тишине он слышал, как меняется его существо. Словно тьма и холод выжигали из него всё лишнее, оставляя только самую суть.
Из размышлений Томаса (нацарапано на стенах темницы):
«Странно… В абсолютной темноте разум становится особенно ясным. Как будто тьма вокруг высвечивает тьму внутри человеческих душ. Сколько дней я здесь? Не знаю. Но каждый удар сердца отмеряет новую мысль.
Я думаю о тех, кто бросил меня сюда. О тех, кто правит. Что движет ими? Почему человек, получив власть, так часто теряет человечность? Словно корона, даже самая маленькая, выжигает в душе что-то важное, что-то исконно человеческое.
Видел однажды, как дети делят яблоко. Самый сильный забрал себе большую часть. Не потому, что был голоднее – просто потому, что мог. Может, вся история человечества – это история того самого яблока? Мы выросли, но не изменились. Просто яблоки стали больше, а желание забрать себе самый большой кусок осталось…