– Нет, Александр Николаевич, извините, я пить больше не хочу. Мне бы тетрадь, ручку – тьфу ты! – и чернила. Постараюсь что-то вспомнить для вашей пользы.
– Это похвально, молодой человек! – Энгельгардт был явно раз моему предложению. – Вот вам принадлежности. Они всегда будут вас ждать на этом столе. Я даже свой кабинет для этого запирать не буду, заходите сюда, когда у вас появятся новые идеи.
К этим словам он будто готовился заранее и быстро вытащил из шкафа огромную чистую тетрадь, ручку с металлическим пером и поставил на стол маленькую баночку-чернильницу.
Я посмотрел на письменные принадлежности и буквально выдавил:
– Вы только не смейтесь, но этим я писать не умею. У нас в обиходе только не придуманные ещё в вашем времени шариковые ручки. А все работы в институте я и вовсе печатал кнопками на клавиатуре компьютера, ну – как на печатной машинке. У меня рекорд, двести пятьдесят знаков в минуту!
Я поднял голову. Но Александр Николаевич смотрел на меня как на дебила.
– Ничего, я попытаюсь, писать чернилами. – Пришлось выдавить мне из себя. – Не беспокойтесь, пожалуйста, я постараюсь.
Следующий час я практиковался в письменности прошлых веков и это был, конечно, треш. Чернила, то и дело норовили капнуть в неположенном месте, а острое металлическое перо безжалостно царапало бумагу. Пока мне удалось хоть немного освоиться с ним, я успел усеять кляксами несколько страниц и даже проткнуть лист.
Уже через двадцать минут у меня стали ужасно болеть пальцы. Вспомнились школьные диктанты, боже, как я их ненавидел…
Энгельгардт, уходивший куда-то, успел вернуться и был очень удивлён тем, что я совсем не использую «i», употребляя везде «и», а ещё у меня нет привычной им буквы «ять».
– К тому же вы очень странно строите предложения и фразы, молодой человек, – сказал он мне, внимательно разглядывая написанное. При этом он прекрасно читал и понимал мой кривой почерк.
Я объяснил, что эти буквы давно утратили смысл и были упразднены после свержения царя, а стиль письма…
– Ну так я привык.
– Буквы ваши понять ещё можно, но пишете вы так же безграмотно, как наш деревенский староста Иван! – смеясь воскликнул он. – «-Ться» и «-тся»! Вас разве не учили? А по каллиграфии я поставил бы вам просто кол!
Я, конечно, постарался оправдываться тем, что в наше время уже нет надобности зубрить все правила, потому что за нас думает компьютер, есть «Т9» [7] и самоисправление текста при печати. Но Александр Николаевич, живший почти на сто пятьдесят лет раньше меня, снова посмотрел на меня как на идиота, тем самым уронив мою самооценку теперь уже ниже плинтуса.