Кроме того, практические аспекты книги порождают сомнения в доказанности. Например, заявленные случаи феноменальной памяти у автора и его эксперимента с ребёнком, запомнившим 10 страниц текста, нуждаются в независимой проверке. Идея «живых понятий» пока скорее гипотеза, не подкреплённая научными данными (сам автор оговаривается, что не знает о существовании исследований на эту тему). Следовательно, можно возразить, что некоторые выводы книги опережают доказательства. Аналогично и с влиянием философствования на здоровье: тезис о том, что гармонизация фаз мозга улучшает иммунитет и предотвращает болезни, звучит интересно, но требует медико-научного подтверждения. Без него эти утверждения выглядят как умозрительные прогнозы. Критик мог бы назвать их чрезмерно амбициозными: автор возлагает на философию роль панацеи, которая и знания упорядочит, и сознание гармонизирует, и здоровье поправит. Скептически настроенный читатель усомнится, не переоценивает ли А.Жалнин возможности своего метода.
Наконец, есть тонкий момент: границы применимости метода. Автор утверждает универсальность философского метода – мол, он присутствует «в любой человеческой деятельности» неосознанно. Однако в книге мало сказано о том, как именно отличить, когда человек действительно философствует, а когда просто рассуждает поверхностно. Если философский метод – регулятор, то выходит, что любой, кто пытается увязать факты со своими ощущениями, уже философствует. Тут возникает опасность размыть границы философии, с чем автор, наоборот, борется. Возможное возражение: не превращается ли философия в книге А.Жалнина из особой дисциплины в общий когнитивный навык, не отличимый от просто здравого рассуждения? Автор, конечно, устанавливает критерии (неполный взаимопереход = не философия), но на практике их сложно строго применять. Например, философская дискуссия, по Жалнину, должна быть не спором мнений, а сравнением степени рациональности и прочувствованности двух позиций. Это идеал, которого трудно достичь – любой спорящий уверен, что у него и логика, и чувство в порядке. Таким образом, методология может столкнуться с проблемой субъективного элемента: кто будет судить, насколько полно осуществился «взаимопереход» в каждом отдельном случае? Здесь возможны разногласия и произвольность. Впрочем, эти вопросы скорее указывают направления для дальнейшего развития методологии, чем опровергают её основные положения.