– Какой сход?! У тебя тут уголовщиной пахнет, – и Снайпер помахал кепкой, как веером, перед носом начкара. Но тот строчил, как из пулемета:
– Завтра заканчивается разгрузка, крейсер снимается – в завод… А вы – в дальние моря, завидую. У нас разные курсы…
Старшина вошел без доклада, и на каплея старался не смотреть.
– Крылов! Вечерний и утренний распорядок дня – как положено! Я приеду рано. На пирс – ни шагу!..
– Да там никого нет, штормит же…
– Кто сегодня на вахте? Где старшина Марсюков?
– Он во вторую смену. Дрыхнет где-то…
– Оружие под роспись! Все понял? И найди Марсюкова, на «Дерзкий» пополнение прибыло… – еще не закончив распоряжений, лейтенант стал стремительно переодеваться.
Старшина, даже не кивнув, вышел из караулки, хлопнув дверью. «Сходной» на секунду онемел, чувствуя неловкость от хамского поведения подчиненного.
– У нас на крейсере, будь ты хоть господь бог, но признавать тебя будут только за срок службы именно на нем… Ничего, эти уйдут, с остальными у меня все схвачено… Это Горшок, наглец, на него влияет. Марсюков вам все расскажет! – и «летеха» сорвался, как торпедный катер в атаку…
Снайпер вышел следом, но увидел только «дипломат», молнией стрельнувший за угол. К караулке в это время подъезжала машина-фургон. Из нее шустро выскочил морячок в белом халате и стал выгружать термоса с ужином для личного состава…
– Вы сегодня ранние! – крикнул ему старшина Крылов.
– Праздник на кону! забыл? – весело откликнулся кок, похожий на вестового счастья.
А в караулку, едва не задев новичка-офицера, уже «пролетели» два худющих матроса – готовить стол и посуду. Двигались они рывками, словно демонстрируя крайнюю степень «зашуганности».
II
…Аппетитный запах разваренного мяса и пшенной каши быстро достиг штабеля, где в уютной нише недалеко от ценного корабельного груза, закутавшись в меховое офицерское пальто, сладко дремал старшина 1 статьи Павел Марсюков. Сквозь сон он слышал разборки у караулки, но все они ему давно надоели. Не шевелясь, слушал ворчание прибоя и следил полет крупных чаек в сером небе. В море среди пенных гребешков качалась красивая гирлянда из судов и кораблей… Но ничего кроме скукоты и раздражения эта живая красота у старшины не вызывала. Взгляд его был незрячим. Море… Оно давно стало для него шумной декорацией и тупым свидетелем человеческих гадостей и слабых попыток сопротивляться им. Каких-то полтора года назад, до службы, любой книжный эпизод о море мог вызвать больше чувств, восторга, чем этот вид живого моря…