Удар. Кто-то из приятелей Юсуфа навалился сзади, опрокидываясь вместе со мной на землю. Грузное тело придавило к потрескавшейся земле. Чужой локоть прижал шею, почти до хруста надавливая на, и без того ноющие, мышцы. Зачерпнув горсть песка, я кинул его в лицо напавшего, тут же зашипевшего ругательства на смеси арабского и огузского. Следом, не давая опомниться, полетел мой кулак. Костяшки гулко ответили на доставшуюся моей руке боль и защипали, когда теплая кровь из разбитого носа попала на счесанную об горбинку, украшенную железной пластиной, кожу. Шакал заревел, подобно раненому зверю. Поднявшись на ноги, я перевел взгляд на край шатра, за которым скрылась рабыня. Острое желание добить, избавить землю хотя бы от одной твари жгло каленым железом, но я и так потерял слишком много времени. Сплюнув скопившуюся слюну из пережатого горла и пнув все еще продолжающего скулить воина, побежал прочь, молясь Всевышнему лишь о том, чтобы он указал путь.
Тонкий девичий стан застыл на границе костров. – «Вот же, успела выбежать почти до самых часовых», – подумалось мне. Черноокая жалась к крытой повозке с провизией, оставленной рядом с десятком подобных.
Размотав повязку, которую носил вокруг головы, пряча ту от дневного зноя, поспешно обернул тряпицу вокруг ладони. Два широких шага, – «благо ростом не обделен», – и девушка застывает в моей уверенной хватке, даже не подумав дернуться. Повязка, плотно прилегла к ее рту, не позволяя произнести ни звука, и я рассчитывал на то, что это позволит нам остаться незамеченными для Юсуфа и его помощников или других охочих до женских прелестей.
До моей палатки слишком далеко, а бранные выкрики становились все ближе, даже часовые, со стороны высоких костров, начинали всматриваться в ночные тени, силясь угадать источники звука. – «Кроме стоянки грузовых повозок, поблизости, ничего нет. Решено», – подхватив, будто бы обессиленно обмякшую рабыню, я проник под своеобразный полог, в попытке затеряться среди бесконечных телег, образующих собой продовольственную улицу. И лишь приметив крупную повозку с высокими плетеными корзинами полными инжира, остановился, переводя дыхание.
Касание девичьей руки, подобно праведному грому, прошлось по моей огрубевшей ладони.
Я продолжал зажимать ее рот, но опустив лицо и встретившись с двумя черными лунами глаз, навсегда пропал, словно это я находился в ее власти, удерживаемый чем-то большим, нежели грубая сила рук. Тонкие пальцы слегка надавили на мои. Подчинившись, я все же убрал ладонь от красивого лица девушки.