Первые разряды грома встретили нас, стоило отряду достичь рощицы. Просветы в редких кронах не уберегали от крупных капель, срываясь на легкий кожаный доспех и яркие вкрапления кислицы под ногами. Шахбулат скомандовал привал, останавливая первые ряды подняв шотель2 вверх. Сталь сверкнула алым, отражая первые лучи заката.
Поправив ремень заплечных недубленых ножен, в которых покоились собственные парные клинки, я начал продвигаться к повозкам, держась поодаль он спешивающейся конницы. Скинув ножны, уселся на жухлую траву, облокотив занывшие из-за латунного канта мышцы спины на кособокую телегу с зерном для коз. Мальчишка Ага3, один из тех, что командиры держали для подручной работы, сноровисто обходил воинов по очереди, поднося тяжелый походный котелок полный теперь уже не самой чистой воды.
– Вода для омовения. – Мальчишка низко поклонился, выказывая почести. – Позвольте, достойнейший.
– Брось, мы все равны. – Зачерпнув из котелка, я наскоро омыл стопы, кисти и лицо, не смывая, а больше размазывая дорожную пыль. – Благодарю.
Ага просиял. Так улыбаться способны лишь чистые детские души, сохранившие в себе крупицу света даже на руинах войны. Кивнув в знак ответного уважения, я отпустил прислужника к другим, ожидающим воды соратникам.
Таухид4 прошел в молчании. Наши молитвы отличались от песнопений неверных, дающих Единому Богу имена и порицаемые халифатом изображения. Ничего лишнего, лишь мысленный разговор с тем, кто создал все сущее, отображающийся в омовении не только тела, но и сердца молящегося. Как только пестрые одеяния мальчишек-прислужников вновь замелькали мимо походных шатров и одиночек вроде меня, начали раздаваться голоса и редкий, такой неприсущий войне смех. Разведенные костры разгорались пуще прежнего, облизывая медные бока чанов и котелков. Сглотнув слюну, я посмотрел на первые звезды, только-только пробирающиеся через сизое марево проходящих мимо рощицы туч. Дождь не усиливался, оставаясь неприятной моросью на лихорадочно горящей от усталости коже. Дневной зной пустыни угасал, обещая прохладу ночи.
Решив, что не смогу забыться сном на голодный желудок, я поплелся к ближайшему костру, намереваясь как можно скорее получить порцию подгоревшей каши.
– Фаиз, – знакомый латник протянул мне полный половник опуская напоминающую жижу еду в протянутую мной миску, – думал ты и сегодня откажешься подходить.