– Сельские школы после нового закона попали под укрупнение: если учащихся осталось не больше двадцати, школу предписано «оптимизировать». Многие оказались под этим дамокловым мечом, и школа в Бродях тоже. У нас в прошлом году доучивалось девять человек, а из них четверо теперь выпустились и уехали… Два первоклассника на будущий год – разве это класс? Закроют, закроют! Соединят нашу школу с Крепужихинской, и всё, все учителя – вон!
Леночка глотала горячий чай, как водку. Чай Михаила медленно остывал.
– Представь, Миш, что ребятишки по автобусам будут скитаться, в сугробах буксовать, а? Соседняя школа далеко! Можно свезти наших домашних детей туда, в интернат, чтобы жили поближе к школе, но тогда мы совсем… Нет детей – нет жизни!
Из-за горячего чая и слова вылетали из Леночки горячими:
– Сволочи там сидят! А нам нужны дети. Но где ж их взять? Пособие на усыновление пока выбьешь…
Тогда Михаил предложил поселковым учителям решение: пообещал выделить детоботов от своей фирмы, как раз штук двадцать. Бесплатно, но с разрешением на съемку, на тесты, на сопровождающую научную работу.
– А можно нам первоклассников? – заумоляло село. – Тогда на ближайшие одиннадцать лет мы спасены, пока доучатся!
И вот теперь детоботы, похожие на семилеток, стояли на сцене ДК нарядные, смотрели на сельчан во все жидкокристаллические глаза.
Люди не стали сильно выбирать, воротить нос, брали осторожно за маленькие ручки, отводили в сторону, заговаривали.
Только Федотов толкнул жену и бросился вперед, увидев у темноволосого мальчишки крупные золотые зубы: «Смотри! Наш будет!» – он не за руку схватил, а поднял его сразу на плечо, понес к столу регистрации. Родство, что ли, почувствовалось Федотову: у него самого блестели справа вверху две коронки. Федотовы записали мальчишку Женькой и сразу убежали домой.
Воронцовы забрали рыженького, похожего на Антошку из советского мультика, улыбчивого и ушастого. Спросили его: «Кузей будешь?» Так и записали.
Светленькую девочку – челочка набок, косичка вниз – повела за руку Теплова. Девочка сама ей сказала: «Хочу быть Валерией!» – а Теплова лишь восторженно заулыбалась.
Мальчишку, эдакого пухлого младенца, только с длинными ногами, отдали Целиковским, те были согласны на любого. Имя дала жена Целиковская – «Степан, Степа». Искусственность Степы выдавал только правый круглый глаз, мутно моргающий зеленым светом.