В ночной черноте все виделось еще мрачнее: многих домов и след простыл, бывшие огороды заросли́ бурьяном. Когда-то к длинным зданиям из красного кирпича каждое утро почти из каждого дома тянулись сонные доярки, скотники, пастухи, лениво приезжал толстопузый начальник на казенном УАЗике. Там держали совхозных коров, это все приносило деньги, у людей были местное молоко, сметана… Теперь коровники стояли черным бельмом; в них, рассказала Леночка, остались только ломаный кирпич да пыль в кормушках.
– А все-таки воздух здесь не такой, как в городе, – продолжала она. – И жить не так страшно, как в городе. Там того глядишь и убьют к лешему! А здесь – тихо море!
Из окна дома Тепловой лилось желтое легкое зарево. Проходя мимо, Михаил увидел за столом в комнате Валерию: ее голова от макушки до шеи источала мягкий свет, пушистые волосики топорщились, как лучи. Сжимая прозрачную кружку с чаем, девочка повернулась лицом и посмотрела на Михаила. Оглушительно пели сверчки под раскрытыми ставнями.
У крыльца соседнего с тепловским дома лежали неколотые дрова.
– Газа нет, а уголь покупать дорого, – объяснила Леночка.
Разбитые стекла фельдшерско-акушерского пункта. Скрипящая косая калитка углового дома. Доски школьного забора, словно причесанные в одну сторону. Медовый аромат душицы. Лужи желто-бурых одуванчиков вдоль дороги.
– Сейчас около сорока дворов… – уже сонно продолжала Леночка. – Есть почта, Дом культуры, школа вот. Вообще, в сельской местности живут совершенно разные люди. И трудоголики, и лентяи, и те, кто тоскует по какому-то призрачному лучшему будущему, сопротивляясь этой сельской жизни… И те, кто хочет быть городским, а вынужден быть сельским…
– Да, да, – вяло поддерживал разговор Михаил, – да уж…
Засыпая позже на пыльном диване, он отгонял комаров, гнал из мыслей свет девичьей головы в окне, вспоминал концерт одного немецкого музыканта, который совал для эффектности лампочку в рот.
Утром, после ядрено-рыжего омлета из домашних яиц, Михаил решил проведать сельский пруд, на котором в детстве безвылазно проводил все жаркие дни.
И сейчас пекло́ с самого утра. Михаил дошел до пруда, оглядел зеленоватую воду, кольцо густого леса. Пробежался ветер, кроны ив у берега закрутились от него, словно шары на палках-стволах. Мостки почти сгнили: доски зацвели, заскрипели, крайняя покосилась и наполовину утонула.