Грузовик останавливается, и озадаченный водитель чешет свою овальную репу, удерживая педаль тормоза. Красные габариты отражаются в окнах практически заброшенного дальнего дома с сухой безжизненной лужайкой. И даже в них я вижу зажженные злорадством разноцветные радужки местных алкоголиков, которые по вечерам испытывают голосовые связки своих детей на прочность.
Наш район не самый благополучный, а поливалки есть только у нас. Мы самые жирные сливки среди бомонда улицы Черных дубов. Те самые богатые снобы, ненависть к которым заставляет идти дождь только над нашим домой, а молнии бить лишь в наш громоотвод.
Как же я ненавижу их всех. Зарезала бы как свиней. Свиньи… вот кто они.
– Эмили, идем, все и так смотрят, – Стивен начинает нервничать, и я прекрасно знаю, чем все это закончится сегодня.
Он накачает меня лекарствами и отправится колесить в центр, снимать шлюх, бухать… простите, заливать горе из-за своей безобразной сумасшедшей жены.
Время снова пошло, когда я посмотрела на голый торс, а потом на голову своего мужа с зализанными гелем иссиня-черными волосами и взмолилась в последний раз в своей жизни, ибо, начиная с этого дня, она больше никогда не станет прежней. Мой маленький мир на заброшенной Господом улице дал трещину такого размера, что лучи настоящей реальности пробили в моей голове сияющую брешь.
– Я хочу поехать с тобой, Стиви. Почему ты меня никуда не берешь, почему ты больше не возишь нас на карусели? – моя голова качается как неваляшка, а глаза непроизвольно хлопают как у куклы.
Медленно опускаюсь на траву в знак покорности перед неоспоримым лидером, настоящим царем дубового нищего прайда.
– Кого вас?
Вот он, опять этот взгляд. Полный жалости и сожаления. Он делает из меня сумасшедшую, он говорит мне, что у нас никогда не было детей.
– Меня и нашу малышку, Стив, ну почему ты так поступаешь с нами.
– Эми! – зарычал разноглазый брюнет, – Нет, это невыносимо просто! Сейчас ты поедешь к доктору Драйву, и мы начнем все по новой! Ты же клялась, мать твою, что ВЕРИШЬ мне!
– А, ты, клялся мне в ВЕРНОСТИ перед Господом!
Мы говорили об однокоренных словах, но о совершенно разных понятиях. Мужчина схватил мой локоть, впился в него жесткими пальцами и рванул вверх мое ватное тело.
– Я работаю двадцать четыре на семь, чтобы оплачивать твое лечение. Это ты, гребанная одержимая маньячка, поехавшая, как и твой отец!