Еще занятый не разрешенным им вопросом, Андрей машинально шагнул к бюро и, обмакнув перо в чернила, размашисто начертал на бумаге немногословную надпись.
– Спасибо, дружище, – с признательностью вручил он кузену запечатанное судьбоносное послание.
На пороге спешно оставленной Мишелем комнаты снова возник камердинер молодого князя.
– Ваше сиятельство благоволят сойти в столовую к обеду? – поинтересовался он.
– Что так рано? – удивился Андрей нарушению давно установленного в доме распорядка.
– Ввиду неурочного отъезда Дмитрий Андреевич ныне не завтракали, – охотно пояснил камердинер, – засим, только вернувшись, пожелали отобедать раньше обычного.
– Я тотчас спущусь, – пробормотал ошеломленный услышанным Андрей.
За столом царило напряженное молчание. Дмитрий Андреевич, еще облаченный в вицмундир, в каждом своем взгляде и движении мастерски сохраняющий невозмутимое спокойствие, трапезничал, нарочно игнорируя очевидное желание старшего сына заговорить с ним о чем-то важном.
Пепельные глаза заинтригованного происходящим Алексея с интересом наблюдали украдкой за увлекшим его бессловесным поединком.
Удрученный манкированием отца, Андрей нехотя съел несколько ложек горячего и, вовсе не притронувшись к иным блюдам, понуро ожидал окончания обеда. Обаятельное лицо Алексея, без труда определившего победителя, скользнув по тонким губам, исказила ухмылка удовлетворения отчаянием его с недавних пор заклятого соперника.
По одному лишь взгляду угадавший желание хозяина дома, вышколенный лакей немедленно отодвинул его стул. Поднявшийся князь степенно шагнул к двери.
– Отец! – остановил его возглас уже обессиленного натиском чувств Андрея. – Мы должны объясниться.
Дмитрий Андреевич соблаговолил-таки обернуться, к удовольствию Алексея, смерил смиренно ожидающего его милости просителя взглядом и снисходительно кивнул:
– Прошу в мой кабинет.
Оставив проводившего их подозрительным взглядом Алексея, оба вошли в соседнюю с библиотекой комнату.
– Отец! – нетерпеливо заговорил Андрей. – Своей презрительной холодностью вы истязаете мою и без того вывернутую наизнанку душу.
– По-твоему, – иронично дрогнула бровь vis-à-vis, – у моей смертельно уязвленной твоим давешним проступком души нет на то права?
– Повторюсь: я безмерно виноват перед вами, – не играл как никогда откровенный Андрей покорное чужой воле раскаяние. – Поверьте, – искал он прежнего взгляда отца, – я понимаю, какую боль опрометчиво причинил вашему мудрому сердцу, нашедшему в себе силы несмотря ни на что понять и простить легкомысленную молодость. Знаю наверняка: только его беззаветной любви я обязан счастливым разрешением моего конфликта с Ланским, – прикован признательный взор Андрея к лицу смущенного отца, разоблаченного проницательным сыном в участии в его незавидном жребии. – Не отказывайте же мне теперь в своем великодушии! – горячо взывал Андрей к тронутому все-таки его пылким самобичеванием князю. – Позвольте уже изболевшемуся чувством вины перед вами сердцу заплатить сполна сыновний долг, – просил о ничтожной для того милости. – Я согласен принять любую справедливо назначенную вами епитимью.