– Приличествующая титулу пожизненная рента, – ответил ему нарочито сдержанный голос отца.
Отворотившись к окну, дабы укрыть свой мятежный взгляд, прикусивший губу Андрей о чем-то размышлял.
– Вы считаете свое требование справедливым? – он обернулся к украдкой наблюдавшему за ним князю.
– Только оно способно послужить тебе уроком, – в который раз сдержан отцовский порыв пожалеть сына.
На голову разбитый доводом, Андрей зажмурился, тяжело перевел дыхание.
– Вы слывете послушным заповедям поборником справедливости, – с надсадой молвил он вновь. – Неужели такое мнение лицемерного света – лишь подобострастная лесть высокому титулу? – рьяно будоражил Андрей и так неспокойную совесть отца. – В обуявшем вас намерении обуздать мои пороки вы сами презрели благородство и великодушие, возжелавший соединить нерушимыми узами двух совершенно чужих, не подозревающих доныне друг о друге людей, пренебрегая их сердечными привязанностями и обязательствами.
– Насколько мне известно, – возразил князь, искусно скрывший свое восхищение всплеском чувств сына, – вы оба свободны от каких-либо обязательств.
– А что вообще вам о нас известно? – лишь подлила масла в огонь негодования Андрея эта невинная фраза. –
Что вы знаете о наших желаниях и мечтах? По какому праву вы смеете перекраивать на свой манер жизни других? Я отказываюсь, – категорично заявил он, разгоряченный, – усыплять бдительность фамильной чести противным моей душе образом жизни, жалким прозябанием с навязанной вами благонравной женой, блюдущей ханжеские законы закоснелого в предрассудках света. Я хочу быть вместе с владеющей моими помыслами и желаниями, моим сердцем любимой и любящей женщиной, – отчаянно отстаивал свое право выбора Андрей, – а не с купленной вами на ярмарке невест бездушной куклой!
– Ты зря хулишь мой выбор, – не желал сдавать своих позиций отец, – в предвзятом безразличии даже не поинтересовавшийся именем суженой, которая, заверяю, – само совершенство.
– Возможно, – едко усмехнулся ему переведший дух Андрей, – однако ни ее ласкающее лишь ваш слух имя, ни ее очевидные прелести и достоинства не взывают к моим чувствам, – склонился он перед оставшимся не у дел отцом, всем видом давая понять, что его решение окончательное и бесповоротное, и направился вон из комнаты. – Погодите-ка, – осененный предположением, он остановился в шаге от своей триумфальной арки глаза в глаза с уязвленным этим демаршем противником, занятым единственной мыслью: какое оружие способно одолеть строптивца. – Девушка, о которой столько было говорено, вольна в поступках? – задан смутивший совесть Дмитрия Андреевича вопрос. – Моя скандальная кандидатура на роль мужа – ее выбор, или и насильно уготованной мне в жены бедняжке предъявлен ультиматум?