Пробирка выскользнула из его пальцев, когда он принимал её. Тонкое стекло разбилось о край стола, разбрызгивая драгоценный экстракт.
– Прости, – он смотрел на свою руку с недоумением. Мелкое дрожание, которое он заметил утром, вернулось – едва заметное, но определённо присутствующее.
– Ничего, – Роза быстро схватила бумажные полотенца. – У меня есть запас. Ты в порядке? Выглядишь бледным.
– Просто устал, – он отмахнулся. – И уже поздно. Может, продолжим завтра?
Она кивнула, хотя в её глазах мелькнуло беспокойство. Пока они убирали рабочее место и закрывали лабораторию, Александр украдкой разглядывал свою руку. Дрожь прекратилась, но он помнил это странное ощущение – будто на секунду мышцы вышли из-под контроля.
Усталость, убеждал он себя. Просто переутомление. Три месяца интенсивных исследований, недосыпание, стресс после потери родителей – любой организм начал бы протестовать.
Но глубоко внутри, в той части мозга, которая обрабатывает информацию прежде, чем она достигает сознания, уже формировалась тревожная связь. Дрожание рук. Внезапная потеря координации. Признаки, которые он видел у одного из профессоров год назад, перед тем, как тот ушёл на длительный больничный…
Весеннее солнце превратило заброшенный сад в клубок зелени и света. Александр и Роза сидели на старой садовой скамейке, только что расчищенной от сорняков. Перед ними расстилалась небольшая клумба, где они высадили первые лекарственные травы – мелисса, чабрец, ромашка – контролируемый эксперимент по восстановлению когда-то ухоженного пространства.
– Всё растет, – Роза с удовлетворением оглядывала свою работу. – На следующей неделе можно будет собрать первые листья мелиссы для экстракта.
– Ты была права насчёт сада, – сказал Александр, наблюдая за пчёлами, уже обнаружившими новый источник нектара. – Он был не мёртв. Просто ждал.
Она улыбнулась, протягивая ему термос с чаем. Эти выходные в саду стали их традицией. Каждую субботу, вооружившись садовыми инструментами, они отвоёвывали у хаоса очередной клочок земли. Работа была медленной, но в этой постепенности было что-то правильное – подобно тому, как восстанавливались нейронные связи в их собственных мозгах.
– О чём задумался? – спросила Роза, заметив его отстранённый взгляд.
– О теории хрупкости, – ответил он, потирая запястье. Дрожь в руках появлялась всё чаще, хотя и не мешала работе. – Знаешь, в материаловедении есть такое понятие – хрупкий материал при нагрузке не деформируется постепенно, а сразу ломается, часто без предупреждения.